Отчасти она сожалела, что не сказала "да" и тем не покончила с колебаниями. Ей н р а в и л с я Баннермэн, когда он не был разгневан или напыщен. В этом как раз и была проблема. Он слишком ей нравился.
– Мне очень жаль, – сказал она. – Действительно жаль.
Баннермэн кивнул. Он снова взял себя в руки, его достоинство восстановилось, лицо ничего не выражало.
– Спасибо, что приходили, – сказал он ей, как совершенно посторонней.
Вечером она нарушила одно из своих небольших жизненных правил, и приняла снотворную таблетку, потом другую, как раз на грани безопасной дозы – и рано легла спать.
Она надеялась, что утром все еще будет считать, что поступила правильно.
* * *
Она проснулась от звонка в дверь. Запахнувшись в халат, она встала и пошла к двери. У нее ушло много времени, чтобы усвоить городскую механику выживания, и она так и не восприняла ее полностью, как коренные нью-йоркцы. Ее дверь была снабжена обычным набором замков, цепочкой, глазком и задвижкой, но она не часто использовала все три ключа, и почти никогда не заглядывала в дверной глазок, в который можно было разглядеть только смутную, настолько неопределенную фигуру, что родную мать можно было принять за взломщика или насильника. Она с клацаньем приоткрыла дверь, и обнаружила, что в невзрачном коридоре стоит Артур Баннермэн. Его лицо в фосфоресцентном свете отливало голубым.
– Я обязан извиниться, – хрипло сказал он.
Был ли он пьян? Но ведь он пил постоянно, не выказывая никаких признаков опьянения.
– Вы могли позвонить.
– Ненавижу телефонные разговоры. Откройте дверь, пожалуйста.
Она отстегнула цепочку и впустила его.
– Как вы прошли без сигнала снизу?
– Там, внизу, торчал какой-то парень, иностранец. Я велел ему открыть дверь.
Привратник, конечно, не мог противостоять Баннермэну.
– Могу я вам что-нибудь предложить? – спросила она.
– Скотч. – Баннермэн разглядывал гостиную. – У вас прекрасная квартира.
– Слишком маленькая, по сравнению с теми, к которым вы привыкли.
Он пожал плечами. Она вышла на кухню и налила ему виски. Когда вернулась, он изучал ее книги. Ей хотелось, чтоб у нее был более интересный выбор. Хотелось, чтоб у нее была более роскошная квартира. Хотелось, чтоб она не стояла перед ним без косметики, в заношенном махровом халате, слишком коротком, чтоб выглядеть скромным.
– Это для меня неожиданность, – сказала она. – Сколько времени?
– Я не ношу часов. Одиннадцать или около того… Послушайте, я обычно избегаю объяснений, но мы должны поговорить.
– Должны? Но мы поговорили во время ланча. Ладно, все это, вероятно, моя вина. Я уже это сказала. Но вы не могли просто дать мне ключ и ожидать, что я буду приходить несколько раз в неделю, как служанка, которая приглядывает за цветами в горшках
– Я никогда не подразумевал ничего подобного, – сказал н жестко, более сердито, чем когда-либо. как ей показалось. Потом откинул голову назад и рассмеялся. Перевел дыхание, его хорошее настроение, наконец, вернулось. – Да, конечно, подразумевал. Я должен винить только себя. Позвольте мне исправиться и сказать: я в а с х о ч у. На любых условиях.
– Я не торгуюсь.
– Проклятье, не будьте такой ершистой. Я хочу только сказать, что мы можем быть друзьями, любовниками, всем, кем вы пожелаете. Вы не обязаны принимать этот проклятый ключ, Александра. Вопрос в том, п р и м е т е л и в ы м е н я ?
Не дав ей шанса ответить, он обнял ее и поцеловал, стиснув медвежьей хваткой, настолько сильной, что у нее перехватило дыхание – и у него, очевидно, тоже, потому что он выпустил ее, взял свой стакан и сделал глубокий глоток.
– Совсем разучился, – сказал он.
– Вы меня дурачите.
– Я имею в виду – разучился разговаривать с молодыми женщинами. Честно признаться, я провел последние несколько лет, погрузившись в жалость к себе. Ужасная потеря времени.
– Я там тоже побывала.