- Смотри, смотри, - говорили в толпе, - вон казачья невеста.
Воевода Кисель был набожный ревнитель православия, что, однако, не мешало ему тянуть на сторону панов; но поместьями своими он управлял благоразумно; хлопов не теснил, в дела входил сам и не допускал у себя селиться жидам. Пани Кисель была хорошая хозяйка, прислуге жилось у нее привольно: вот почему в имениях Киселя до сих пор не было смут, тогда как повсюду кругом хлопы то и дело резали своих панов. У Киселя не было детей и, когда Ивашка обратился к нему с просьбой укрыть на время его невесту, старики очень обрадовались случаю оживить немного свою однообразную жизнь.
- Чего же лучше, - отвечал пан Адам казаку на его просьбу. - Пусть панна поживет здесь; у нас тихо, хлопы не бунтуют, а я рад услужить моему старому другу Хмелю.
Однако несмотря на свою дружбу к Хмелю, на полную готовность услужить казаку, Кисель частенько отговаривал Катрю от ее намерения выйти замуж за запорожца.
- Подумай только, панна, ведь тебе придется табак растирать своему мужу; придется, пожалуй, сапоги смазывать дегтем; они, ведь, ленивые, эти хохлы. Катря смеялась в ответ.
- А если бы я вышла замуж за такого пана, как Чаплинский, - говорила она, - разве это было бы лучше. Он бы меня, пожалуй, плетью стегал.
- А ты думаешь, запорожец не будет? Будет, будет, наверно будет, шутил Кисель. Катря отсмеивалась и старалась отклонять разговор в другую сторону. Чутким своим умом она поняла, что Кисель уважает больше панство, чем казачество, и избегала столкновений по этому поводу. Веселая, живая, подвижная, она сразу оживила старинный замок Киселя, сумела внести в серенькую жизнь свет и радость, старики только вздыхали, когда думали, что им придется скоро расстаться с молодой девушкой.
В церкви на этот раз было много народа; пожилой благообразный священник с особым одушевлением сказал проповедь о том, что каждый христианин должен защищать свою веру до последней капли крови, должен бояться всякого отступничества, а так как истинная вера есть православная, то в настоящее тяжелое время каждый православный должен быть постоянно настороже. При этом священник часто посматривал на пана Киселя; с ним он сильно расходился во мнениях по этому предмету.
Пану Киселю проповедь, видимо, не нравилась; он несколько раз с неудовольствием посматривал на проповедника, но тот не обращал внимания на его строгие взгляды и продолжал ратовать за православие.
По окончании обедни священник вынес пану большую просфору и поздравил с праздником.
- Милости прошу батюшку к нам откушать, - пригласил пан.
Священник с почтительным поклоном принял приглашение. Через полчаса все сидели за роскошной закуской со всякими печеньями, соленьями и вареньями. Пани воеводша, как хорошая хозяйка, сама присматривала за кухней.
- И зачем это батюшка так уж нападает на панов, - укоризненно говорил Кисель, - нехорошо раздражать чернь. Хлопы и так возбуждены: наше дело сдерживать их, а не подготовлять восстание для этого мятежника.
- Так пан воевода считает Богдана Хмельницкого мятежником, а не верным сыном церкви, готовым положить свою жизнь за восстановление православной веры, попранной и поруганной жидами?
- Хорош верный сын церкви, вступающий в союз с татарами! - с иронией возразил пан Кисель.
- Но, ведь, это только слухи, - немного смутясь, возразил священник.
- Какие тут слухи, я имею верные известия от бояр московских, что он поступает в хлопство к Крымскому хану. Они советуют нам не допускать его до этого. Хорошо им говорить, а тут повсюду волнение, повсюду измена, каждый хлоп только и смотрит, как бы бежать на Запорожье.
Священник вздохнул и задумчиво ответил:
- Что ж? Чудны дела Божии и неисповедимы пути Его; может быть Господь рукой неверных восстановит церковь Свою и защитит ее от всякого поругания...
- Дожидайтесь! - отвечал Кисель с досадой. - Стоит только показать татарам дорогу в страну, а уж распорядятся они в ней сами. Не рад будет и Хмельницкий, что навел эту саранчу на свою родину. Нет, уж прошу батюшку, - решительно прибавил он, - оставить эти проповеди. Будем надеяться, что славное польское войско остановит мятежного казака в его замыслах и не даст ему соединиться с неверными.
Священник ничего не ответил и опустил голову. Он, видимо, не хотел спорить с паном воеводой, но был совершенно противоположного мнения о Хмельницком.
В это время вошедший слуга доложил, что какой-то казак желает видеть пана.
- Позови сюда, - проговорил Кисель.
В комнату вошел Выговский, одетый по-казацки, в широких шароварах и коротком кафтане.
- Пана ли Ивана я вижу? - с удивлением проговорил Кисель, вставая навстречу гостю. - Что за странный наряд? Уж не поступил ли пан на службу к запорожцам?
- Совершенно верно угадал пан воевода, - отвечал с поклоном Выговский. - Состою на службе у пана гетмана Богдана Хмельницкого ил, вернее сказать, намереваюсь состоять, пока же нахожусь на испытании.
- Пан Иван шутит? - проговорил Кисель, недоверчиво на него посматривая. - Богдан Хмельницкий, по-первых, не гетман, а мятежник; польские войска с Божьей помощью приведут его в повиновение.
- Польские войска? - усмехнулся Выговский. - Пан воевода, видимо, не знает самых свежих новостей. Могу его уверить, что польских войск больше не существует, они наголову разбиты Хмельницким.
Кисель с изумлением слушал его.
- Пан Иван, надеюсь, не шутит? - серьезно проговорил он.
- Нисколько, пан воевода! Я сам участвовал в сражении при Желтых водах, был взят в плен с другими панами и присутствовал при смерти молодого Потоцкого.
- Боже мой! Боже мой! - воскликнул Кисель, набожно крестясь. - За что ты прогневался на бедную Украину? И пан Иван так спокойно говорит обо всем этом? - обратился он к Выговскому.
- Я православный, как и пан Кисель, - отвечал Выговский.
Кисель пожал плечами.
- Однако, пан, наверное, сказал в шутку, что служит пану Хмельницкому?
- Нет, я говорю это серьезно. Я имею намерение сделаться писарем при пане Богдане.
- Ах, пан Иван, пан Иван! - укоризненно проговорил Кисель. - Попасть пану с ним вместе на виселицу!
- Не думаю, пан воевода, - с лукавой усмешкой проговорил Выговский. Напротив, я уверен, что Хмельницкий подымется очень высоко. Во имя старой дружбы советую и пану воеводе переменит мнение о пане Богдане. Он, по-видимому, доброжелатель пана Киселя, а теперь не следует пренебрегать его расположением.