- Пан гетман звал меня? - проговорила она почтительно целуя его руку.
- Погадай мне, Маруша, - ласково проговорил Богдан. - Что-то сердце у меня неспокойно.
Колдунья быстро окинула его взглядом своих проницательных глаз и сказала:
- Здесь гадать неудобно: много народу к пану гетману ходит, помешают. Я знаю одно местечко, пойдем, проведу, там все, как на ладони, пану выложу.
- Где же это местечко? - спросил Богдан.
- Да тут недалеко, у старой мельницы.
- Пойдем! - согласился Богдан.
Они вышли. Вечер стоял тихий. Легкий мороз чуть-чуть веял в воздухе, делая его совершенно прозрачным. Ярко горели звезды на небе, луна металлическим блеском освещала окрестности. В лагере уже все спали; только изредка слышались окрики сторожевых казаков. Выйдя из лагеря, колдунья взяла вправо к овражку и по крутой тропинке спустилась вниз, оглядываясь по временам на своего спутника. Богдана охватило какое-то странное чувство: не страх, но неопределенность ожидания, какая-то смутная тоска... Если бы не стыд перед женщиной, он непременно вернулся бы к себе в палатку. Маруша точно угадывала его настроение. Блеснув на него своими темными глазами, она тихо усмехнулась про себя и что-то забормотала.
- Что ты бормочешь? - угрюмо окликнул ее гетман.
- Читаю заклинание, вельможный пане, время теперь полуночное.
- А далеко еще до твоей мельницы?
- Вот тут сейчас за пригорком.
Они поднялись на пригорок. Внизу перед ними была котловина. Среди густой сухой травы и голых кустарников с шумом протекала речка, ниспадавшая с пригорка. Несколько тощих, высохших деревьев стояли подле старой заброшенной мельницы. Речка текла быстро, осенние дожди взмутили ее волны, она клубилась и пенилась около поломанных мельничных колес, покачивавшихся с каким-то жалобным визгом и треском. Дверь сорвалась с петель и лежала на земле, а внутри белым силуэтом, точно мертвец в саване, обрисовывался жернов со столбом, освещенные луной. Из ветхой крыши торчали пучки соломы; при легком колебании ветра они таинственно шуршали. Засохшие ветви деревьев раскинулись над мельницей и густые тени их перебегали, как призраки, по струям кипевшей воды.
Маруша подвела Богдана к самому колесу и велела смотреть на блестящие струйки воды, а сама стала читать какие-то заклинания.
Прошло несколько минут, много или мало, Богдан не мог бы определить с точностью. Вдруг ему показалось, что вода зашумела сильнее, и колесо несколько раз медленно повернулось.
- Идет! - тихо шепнула колдунья Богдану, схватив его за руку. Теперь спрашивай!
- Будет ли мне удача в бою? - проговорил Богдан, со страхом посматривая на качавшееся колесо.
- Будет, если сам не сплошаешь, - отвечал глухой голос.
Хмельницкому показалось, что голос этот выходил из-под воды. Он почувствовал, как мурашки пробежали у него по спине, хотел было отступить назад, но колдунья крепко держала его руку.
- Спрашивай дальше! - шептала она.
- Что же мне делать? - нерешительно спрашивал гетман.
- Татары твоя погибель, а великий царь - твое спасение! - отвечал голос.
- Что ждет меня? - спросил Богдан.
- Не все будет тебе удача, много крови казацкой прольется.
- Что же мне делать? - повторил Хмельницкий.
- Что бы ты ни делал, судьба твоя над тобой, одному не сразить тебе ляхов...
Колесо опять зашумело. Маруша с горящими глазами, протянув вперед руку стала говорить:
- Смотри, смотри, вот едет твой свадебный поезд... А там кровь... много крови... Вот татарин схватил тебя... А вот ты стоишь над убитым... Ох, горько тебе!.. Смотри, лях к тебе подкрадывается, бойся этого ляха... в нем смерть твоя сидит...
Богдан в ужасе смотрел на воду, ему казалось - какие-то неясные тени плывут в волнах. Колдунья взглянула в воду еще раз, дико вскрикнула и, толкая от себя Богдана, прошептала:
- Беги, беги! Не оглядывайся!
Суеверный страх наполнил сердце гетмана, он пустился бежать по тропинке и ему казалось, что сзади с воем и свистом за ним несется целый сонм приведений, а колдунья хохочет ему вслед. Он пришел в себя лишь тогда, когда завидел казацкий табор.
Колдунья, действительно, хохотала над убегавшим гетманом. Когда Богдан скрылся из виду, она повернулась к двери и, продолжая смеяться, проговорила:
- Вылезай, пан писарь, утек наш гетман!
В полуразрушенной мельнице послышался легкий стук и из подполья вылез пан Выговский.
- Хорошо я тебе обделала дельце? - весело проговорила колдунья. - Мы на него такого страху напустили, что он до утра не опомнится... Я его знаю... В битвах он смел, нипочем ему пуля и сабля, а ночью чертей и оборотней боится...
Они вернулись в лагерь ближней тропинкой и, когда через полчаса Богдан послал за писарем, тот, как ни в чем не бывало, тотчас явился к нему.
Богдан отдал ему приказание составить письмо к пани Марине с формальным предложением вступить с ним в законный брак, приняв предварительное православие.
- Кого прикажет пан гетман послать с этим письмом? - спросил Выговский.
- Мне все равно, следует только выбрать расторопного казака и объяснить ему, что эту грамоту он должен вручить пани в собственные руки.
На следующее утро вошел к Богдану Ивашко и, отвесив низкий поклон, молча встал у порога.
- Что хочет хлопец? - спросил гетман.
- Прошу пана гетмана отпустить меня по своим делам.
- А долго ли хлопец гулять думает? И какие такие свои дела! - с неудовольствием проговорил Хмельницкий.