- Слушаем, батько! - говорили казаки и с низким поклоном удалились, шепча про себя: "А, ведь, колдун наш батько, вдруг ниоткуда взялся! Где ляхам с ним справиться!"
23. НА РАСПУТЬЕ
Эй чи горазд, чи добре наш гетьман
Хмелльницькiй учинив
Що з ляхами, с мотивыми панами
У Бiлiй Церкви замирив
Поражение под Берестечком только еще более раздражило украинский народ. Целые толпы стекались к Маслову Броду и клялись отомстить ляхам за убитых товарищей. Но, несмотря на видимое к нему сочувствие народа, Богдан повесил голову и был сильно озабочен.
- Что ты призадумался, батько? - спрашивал его Ивашко Довгун. Смотри, сколько народу к нам валит, все поднялись, и подоляне, и бужане, а уж про Волынь и говорить нечего. Говорят, паны на Подоль должны были с командами ехать, да и то не удалось возвратить своих имений, хлопы встретили их рогатинами да косами.
- Что толку! - угрюмо отвечал Богдан. - Знаю я этих хлопов, с ними не справишься, это не то, что мои запорожцы. Жаль, ляхи уложили их под Берестечком.
- Не всех, батько, - утешал Ивашко, - много и осталось. Вот удалой полковник Богун целое ополчение под Белой Церковью собрал, укрепился, по соседству в селах гарнизоны наставил; все захватывает по дорогам, только, чтобы ляхам не досталось.
- Что Богун? - еще мрачнее отвечал Хмельницкий. - Вон какая сила ляхов на нас надвигается! Хорошо бы, если б с ними не было колдуна Еремы, с одним старичишкой Потоцким я бы справился.
- Ляхам теперь плохо придется! - заметил Довгун. - Вся Украина на них озлилась. Самый последний хлоп и тот ни за какие мучения ничего им не даст. Им не добыть ни живности, ни меда, ни вина. А где встретится на пути переправа или мост, там из-за угла шайка хлопов с копьями и дрекольями их сторожит.
- А все неспокойно на душе! - говорил гетман. - Хлопы, что за войско, на них положиться нельзя, они от первой пушки разбегутся.
Через несколько дней после этого разговора прискакал гонец от Богуна с грамотой к самому гетману. Хмельницкий прочел грамоту и тотчас же позвал Ивашка.
- Ну, Ивашко! Бог услышал нашу молитву. Князь Вишневецкий хотел владеть всей Русью, а теперь ему ничего не нужно, кроме четырех локтей земли.
- Убит? - спросил Довгун.
- Нет, сам Бог поразил его беззаконную голову и отомстил за казацкую кровь. Богун пишет, что князь наелся арбузов и напился холодного меду, отчего и причинилась ему горячка... А я так думаю, кто-нибудь ему подсыпал зелья... Ну, теперь я вздохну свободно, - весело прибавил гетман.
Через несколько дней пришло новое известие. Поляки двинулись на Трилисы и там шестьсот казаков с полковником Александренко и местными жителями долго отбивались от целой тысячи драгун и жолнеров. Спасшийся казак рассказывал, как упорно защищались жители.
- Стояли мы сперва за толстым дубовым забором, - говорил он, - ляхи ядрами пробили забор. Мы отступили в замок, с нами были и трилисянцы, женщины и мужчины, с кольями, рогатинами, косами... Полезли ляхи на вал, впереди немцы со своими начальником. "Сдавайтесь!" - кричат, "всех вас вырежем!" А казаки в ответ: "Убирайтесь, ляхи, король ваш в Польшу утек и вы идите за ним. Это не ваша земля". Начальник немцев что-то сказал своим и полез вперед. Видит стоят бабы с косами, думал, с ними легче справиться. А одна из баб хватила его косой и зарезала. Другие тоже ударили на немцев, и легло их более ста человек на валу. Никто ляхам живыми в руки не дался. Кто мог убежать, убежал, а кто остался, всех ляхи положили на месте, даже грудных младенцев не пожалели, об стены головами разбили. Замок, церковь, все пожгли. Не хотели верить, что женщины с ними бились, уверяли, что то мужчины переодетые.
- А полковник? - спросил Богдан.
- Полковника посадили на кол.
- Пусть их! - говорил Богдан. - На свою голову они народ поднимают.
Однако, гетман колебался; он ясно сознавал, что власть его теперь не та, что была до Берестечка. Богун совсем не слушался его приказаний; Гаркуша и Жданович, бившиеся с Радзивиллом под Киевом, тоже действовали на свой страх, а хан и не думал присылать ему подмоги. Шпионы Хмельницкого доносили ему, что хан только хитрит и вовсе не желает вести войну с ляхами. У самого же Богдана не было и шести тысяч войска, а с такой силой нельзя было двинуться даже на коронного гетмана.
- Послушайте моего совета, - нашептывал ему Выговский, - помиритесь с панами хоть для виду на время, а там будем думать о Московии.
Хмельницкий долго колебался, но наконец решился послать к Киселю послов с просьбой походатайствовать за него в польском лагере. Посланному было вручено письмо коронному гетману. В этом письме Хмельницкий оправдывал свои действия, намекал на то, что военное счастье переменчиво, просил посоветовать королю помириться с казаками. Заканчивал он письмо свое так: "Мы не подвигаемся с нашим войском, будем ждать милостивого вашего решения и надеемся получить его в понедельник".
Потоцкий долго совещался с киселем. Прочитав письмо гетмана, он сказал:
- Этот казак в самом деле воображает, что мы его вассалы, мы одерживаем победы за победами, а он осмеливается присылать нам свои приказания!
- Согласитесь, пан воевода, - заметил Кисель, победы наши не слишком-то значительны. Сам Хмельницкий нам не страшен, тем более, что и у казаков он нынче не в особенной чести, не страшен самый народ русский, страшны эти хлопы, ожесточенные до того, что они готовы лезть с ножом на каждого пана... Я не говорю уж о мужчинах, даже женщины идут на нас с косами и кольями. Того и гляди придут к казакам турки на помощь или, еще того хуже, подымется на нас Московский царь, и тогда Хмельницкого не уговоришь заключить мир. А войско наше? Оно больше терпит от голода и от всяких недостатков, чем от неприятеля... Вот уж у нас появились болезни, мор на людей... это хуже борьбы с казаками...
Потоцкий в душе соглашался с доводами Киселя, но по врожденному упрямству хотел, по крайней мере, дать почувствовать послам унижение. Он приказал их провести по всему обширному польскому лагерю как раз в то время, когда войско готовилась к выступлению. Разбранил их, затопал на них ногами, чтобы они выдали ему Хмельницкого, перевязали татарских мурз и перебили всех татар, находящихся в их лагере.