Когда входная дверь закрылась и в квартире вновь образовалась гнетущая пустота, Арон взял пачку сигарет, лежащих неподалеку и вновь вышел на балкон. Сигареты были наполнены дешёвым сырым табаком и оттого жутко воняли. Достаточно было коротко затянуть едкий дым, как к горлу подступал ком тошноты. Обычно это проходило после третьей затяжки и ощущения становились выносимыми.
Арон с балкона смотрел на загрязненную улицу. Детей на улицах уже не было, зато из дома рядом вышли несколько мужчин хмурого вида и одетых в государственную гвардейскую униформу. Емельян знал их. Опасные люди. Гвардейцы отвечали за общественные порядки. Они патрулировали улицы, выискивали предателей и государственных преступников. Обычно, к людям на которых падали подозрения, приходили ночью, так чтобы никто не знал. А на утро оказывалось, что очередной человек повесился или прострелил себе голову. Гвардейцы могли прийти к кому угодно. Вечная лотерея: еще одно спокойное утро или ночной визит гвардейцев.
Никто, даже самый честный гражданин, не мог быть уверен не выдался ли он подозрительным прогуливаясь позже обычного и не напишет ли кто-то из соседей на него донос. Одного доноса было достаточно чтобы гвардейцы завалились в дом. После таких визитов редко кто оставался в живых и эти счастливцы никогда не рассказывали о произошедшем.
ГЛАВА 1. МОИ БУДНИ ТАРАКАНА
МЕРЦАНИЕ ЗВЕЗД — ОГОНЬКИ СИГАРЕТ
Розы, стоящие неподалеку, едва уловимо наполняли гостиную комнату сладким ароматом, а когда на улице поднимался сильный ветер, то через приоткрытое окно, проникали запахи осенней свежести и сухих опавших листьев. Арон присмотрелся к трем розам в стеклянной вазе. У него, на мгновение, переняло дыхание оттого, как красиво в данную минуту падали солнечные лучи на бледные лепестки и тонкое стекло посудины. Лучи проходили сквозь воду в вазе и искристые блики от неё отпечатывались на деревянной поверхности комода.
Арон оторвался от созерцания прекрасного натюрморта, детально отпечатывая в памяти его красоты. В комнату, с металлическим подносом в руках, вошла Лукия. Это была высокая женщина тридцати шести лет. Её лицо, ещё сохранившее в себе врожденную красоту, было бледное и тусклое. На этом лице, с сереющим оттенком кожи, выделялись большие черные глаза, густо подведенные темным карандашом. Лукия имела необыкновенную страсть к изысканным нарядам и даже дома, подавая на подносе зернистый кофе, она была одета в расшитый жемчугом халат.
За Ликией из кухни бодро выскочил её четырехлетний сын Орий. В руках он держал небольшой лист, который уверенно положил на стол перед Ароном. Мужчина вальяжно всмотрелся в рисунок ребёнка на котором карикатурно была изображена его мать.
— У тебя хорошо получается, — подытожил Арон весело подморгнув Орию.
Круглое лицо мальчишки заискрилось, а бледные губы искривились в счастливой улыбке. С этой улыбкой и своими белокурыми кудрями, он выглядел как маленький ангел. В этот момент Арон подумал, что никогда не встречал столь очаровательного дитя. Отчего то, мужчина видел в этом мальчишке самого себя в детстве: шустрый словно ветер, настойчивый, творческий.
— Он очень старался над рисунком, чтобы показать его тебе, — с улыбкой на лице проговорила Лукия. Она с нежностью провела рукой по волосам Ория, а затем наклонившись к нему шепнула на ухо, чтобы он побежал играть к себе в комнату.
Женщина подала кофе в небольших фарфоровых чашках и вместе с тем, на стол поставила тарелку с яркими пирожными.
— Рада, что ты нашел время для встречи, — весело промолвила Лукия. — В последний месяц тебя стало совершенно не видать.
— Я был в поисках вдохновения.
— И как? Успехи есть? — Лукия отпила кофе из чашки и потянулась за пачкой сигарет, лежащих неподалёку. Она достала две сигареты и одну протянула Арону.
— Я бы так не сказал, — отреченным тоном отозвался молодой мужчина. Он сделал тяжелый вздох и повернул голову к висящей на стене большой картине. — Мне приятно, что ты не оставила её пылится где-нибудь за шкафом.
Картина была обрамлена позолоченной рамкой с красивыми узорами. Свет, падающий от окна, красиво очерчивал маслянистые узоры от кисти, прорисованные детали каждой линии. От картины шло необычайное тепло, словно смотря на неё, человек обретает способность проникнуть в изображенный на холсте осенний город, услышать шаги местных жителей и почувствовать запах теплой выпечки в хилом старом доме. Емельян бесспорно, любил эту картину больше остальных. Она заставляла его, в совсем редкие моменты, вспоминать кто он есть и откуда его жизнь берёт своё начало.