Мужчина вновь сел перед холстом, пытаясь вообразить то, что собирается нарисовать. Картина для такого торжественного события должна быть подобающей. Её необходимо было изобразить несравнимой, яркой и запоминающейся. Вместе с тем, она не должна быть кричащей: рассматривая её должен был слышаться лишь приятный шепот в сознании. Арон перебирал мысли в своей голове, пытаясь представить то, что будет на этом холсте. Непроизвольно, его мысли затерялись в изучении ткани полотна: белоснежная, гладкая и вместе с тем, если провести по ней пальцами, будет ощущаться приятная шероховатость. Ткань холста была дорогой, что отчетливо виднелось по отсутствии небольших рубцов.
На смуглом лице появилось недовольство. В голову ничего не приходило. Арон свел густые темные брови и поджал полные бледные губы. Художник был обладателем классической мужской красоты: его лицо, худое и остроугольное, совмещало в себе привлекательность и таинственность. Черные миндалевидные глаза смотрели на все вокруг с неприкрытой проницательностью. В них, присмотревшись, можно было увидеть и тихую гавань, и пылающий огонь. Впалые щеки ярко очерчивали высокие острые скулы и квадратную форму нижней части лица. На высокий лоб спадало несколько длинных темных прядей густых волос. Маскулинное тело и мужественное лицо сильно контрастировало с обилием украшений на мужчине и его воздушных ярких нарядах. Арон обожал украшать себя драгоценными камнями и металлами: в крыле носа у него отблескивала тонкая серьга, на ушах красовались еще три серьги разных размеров и форм, а на длинных тонких пальцах были надеты несколько колец с большими камнями.
Арон коротким кивком головы согласился с предложением Кия. Они шли рядом, первые минуты задумчиво молча. Наконец, художник мог внимательно рассмотреть новоиспеченного знакомого. Кий был человеком среднего роста и крепкого телосложения. Его лицо выглядело суровым, несмотря на то, что черты были мягкими и плавными. Дело было в глазах — взгляд из-под лба был пристальным, недоверчивым и опасливым. А еще, от этого человека пахло спиртным одеколоном «Богатство» и ничем не перебиваемым безумством. Было несложно понять, что, появившись в компании с этим человеком, Емельяна бы ожидали проблемы. К счастью, в Торна-а-косса не было тех людей, которые могли бы отнестись недоверчиво к компании Кия. Должно быть в отдалённом районе можно было повстречать людей гораздо подозрительней.
— Позвольте заметить, — аккуратно начал Арон. Его все ещё заботила мысль, что у собеседника при себе имеется револьвер. И тут уж было как нельзя очевидно ясно, что он может воспользоваться им в любой момент. — Вы не очень-то похожи на богему.
И если говорит точнее, то Кий совершенно не походил на человека из богемы. Он был прилично одет в новомодную одежду, причёсан, а говорил хоть и заурядно, но с легким шлейфом пафоса. Его нельзя было отнести к общественной элите, слишком уж несдержанным и прямолинейным был этот Кий. И все же русоволосый мужчина, казался Арону, приближенным к интеллигенции.
Собеседника заявление Арона повеселило. На его лице появилась странная улыбка, а настроение заметно приподнялось. Кий ненадолго задержал незаметный взгляд на художнике. Арон, по его мнению, был весьма примечательным человеком, эрудированным и даже сознательным, что немаловажно, но при всем этом мыслил он весьма шаблонно. Кий любил называть таких людей узкомыслителями.
— Арон, я уж подумал, что ты можешь выдаться интересным компаньоном, — насмешливо заявил Кий. Он неспешно продолжил: — не стоит мыслить стереотипами, тебе то об этом лучше других должно быть известно. На все нужно смотреть с разных сторон. Богему не определяет ни темы бесед, не яркая мишура одеяний. Я даже больше тебе скажу, ты не сможешь узнать относится ли человек к богеме даже по его роду деятельности. В этом мире все куда глубже и относительнее, чем нам может казаться.
Арон внимательно слушал Кия. Он словил себя на мысли, что случайный прохожий оказался человеком интеллектуальным. А умные люди всегда умело поддерживали диалог, обращая все внимание на себя. И даже с этим напускным пафосом разговора Кия, что безусловно немного резало ухо, его хотелось слушать. Арон и сам был человеком, не лишенным грамотности, но Кий очень точно подметил, художник был продуктом социальной неоригинальности. И тут стало даже как-то не по себе. Арон не думал о себе в таком ключе до этой минуты. Действительно ли установки в его голове — это его мысли? Появилось чувство обманутости и тревоги. Захотелось опустошить голову и подумать к чему в этой жизни он пришёл сам, а что неосознанно навязали.