Лукия, стоявшая до этого в отчуждённом состоянии, вдруг резко оживилась, поправила ворот рубашки Арона и держа того под руку повела прямо к Мэру. Она тихо прокашлялась и уверенно заговорила:
— Уважаемый Мэр, позвольте представить вам человека, который написал все эти картины. Арон Гоян.
Мэр бросил на Арона изучающий тягучий взгляд. Мужчина о чем-то размышлял. Арон выпрямил спину, пытаясь достойно выглядеть в глазах самого важного человека во всем Истреасе. Художник отметил, что Мэр оказался совсем невысоким худощавым мужчиной с длинными конечностями и сухой бледной кожей. Его внешность была простой, ничем не примечательной: круглое лицо с большим круглым подбородком и острым длинным носом. У него были близко посаженные маленькие глаза, светлые брови и бледные губы, просматривавшиеся на лице тонкой полоской. На широком лбу проглядывались возрастные морщины, а через уложенные русые волосы проглядывались следы облысения. Внешность Мэра была обычной, ничем не выделяющейся и, если бы не его портреты, размещенные повсюду в Реносе, Арон бы никогда в жизни не обратил на него внимания. Художник осмелился подумать, что человек перед ним ужасно походил на крысу. И было неясно, что именно наводило художника на эту мысль: острый профиль мужчины или хитрый вездесущий взгляд.
Несмотря на несуразную внешность, Мэр был человеком строгим и даже просто стоя возле него, тело не покидало ощущение опасности. Уж слишком непростым был этот мужчина. Страх смешался с уважением. А возможно, одно вызвалось другим. В любом случае, нельзя было не испытывать уважение и даже признательность перед Мэром. Арон не мог судить как жилось до прихода Мэра ко власти, но он слушал рассказы отца о первом Мэре, который вывел мир из ужасной скорби лишь благодаря порядку нового режима. Судить о былых временах было тяжело и еще тяжелее было их представлять.
Сейчас, народ Истреаса мог судить лишь о конечном результате. В Истреасе наконец-то торжествовал порядок. И от этого совершенно неудивительно, что каждый — от малого до великого — приходил в восторг от горячих речей Мэра, его величественных изображений и недолгих появлений. Человек ведь всегда стремится к порядку, безоценочно. И тут уже все истреасцы были рады, что у руля их большого корабля оказался человек умелый. Мэра нельзя было не уважать, как и нельзя было не бояться. Эти два понятия были неотъемлемы от я-ощущения перед этим великим человеком.
— Должен Вам признаться, Арон, — протянул Мэр, переведя взгляд на картину, — за свои долгие годы жизни, я видел немало по-настоящему талантливых людей. Но вы, — он сделал небольшую паузу, — вы безусловно мое личное открытие.
— Если Вы так считаете, — Арон сдержанно улыбнулся и приложил ладонь к своей груди, — то это самая большая награда для меня и моего творчества.
Мэр растянул тонкие губы в ухмылке. Ему пришлись по душе слова Арона.
— Познакомьтесь, это моя жена Софья, а ваша прекрасная спутница… — Мэр бросил взгляд на стоящую рядом с Ароном женщину.
— Это Лукия — мой художественный агент, — быстро объяснился Арон.
Лукия ослепительно улыбнулась, слегка прищурив темные глаза. Женщина откинула переднюю прядь волос назад и кокетливо выпрямила спину. Все ее тело была напряжено как туго натянутая струна. Лукия могла лишь мечтать оказаться в центральной галереи и протягивать руку знакомства самому Мэру. Он страшил и восхищал ее одним своим видом. И Лукия никогда бы не сказала этого, не позволила бы себе забыться в мечтаниях, но глубоко внутри ее терзала зависть — она хотела оказаться на месте спутницы Мэра.
— Мне безумно приятно с вами познакомиться лично, — возбужденно проговорила Лукия широко улыбаясь. Неосознанно она даже сделала легкий поклон головой, так сильно очаровывал ее Мэр.
— Это взаимно, — сдержанно отозвался Мэр. — Знаете, меня весьма сильно огорчает тот факт, что я не познакомился с вашими работами раньше, Арон. Я вообще большой ценитель искусства. Думаю, в этом мире нет более прекрасной силы, чем творчество.
— Полагаю это так, — кивнул головой художник.
Сила? Арон и не задумывался о своих картинах в таком ключе. Он прекрасно знал, что искусство большая движущая сила; с давних времен, из прошлых тысячелетий в мире остались лишь творения искусства, как отображение духа тех эпох. Да и то, были эти творения под строжайшим запретом. Только из старых запрещенных книг своего отца Арон узнавал о том, как жили люди раньше, каким был мир до 2827 года. Книги, стихи и картины, выпущенные до 2770 года, были строго запрещены. Поначалу их убрали из всех городских библиотек и магазинов по всей стране. Дальше запретили издавать и копировать давние творения, а спустя пару лет началась волна массовых зачисток цензуристов. Цензуристами назывались люди через которых проходили издательства, мероприятия и объявления. Во время зачистки цензуристов, в 2781 году, как утверждал отец Арона, было уничтожено все, что таило в себе прошлое человечества. Арон родился во время, когда история была перепечатана и переписана, а судить о былых временах мог только из басен отца. Впрочем, его не сильно заботил мир «до» как и мир «после». Гораздо сильнее Арон фокусировался на «сейчас». Да и на что еще можно ориентироваться если не на сегодня? Так и в своих работах для Арона ориентиром было только «сейчас».