Он закатил глаза под лоб, белки сверкнули, как вареные яйца. Руки и ноги начали мелко дрожать, голова свесилась на грудь. Он зажужжал, потом воздел руки вверх, глаза его метались из угла в угол, словно давили мух на потолке, уши ловили невесомый звон. Он что-то разглядел в верхнем углу и начал осторожно подкрадываться к добыче. Со стороны казалось, что дикий взгляд жреца наткнулся на конец запутанного клубка, пальцы шевельнулись, он потянул за нить, она не поддалась, и вдруг невидимый груз из гнилого мешка, обрушился, намертво пригвоздив танцора к земле. Распластавшись на полу, жрец прорычал утробным голосом сквозь шорохи земли:
— Три всадника на единорогах…
Толпа, набившаяся в дом, вздрогнула и замерла, в глазах женщин застыл ужас. Жрец завыл, как ночной койот:
— Три всадника на единорогах прислали наказ!
Я снова попыталась улизнуть из страшного места. Но Крученая Губа с Ухом Пса успели схватить за плечи и повалили на колени перед бесноватым жрецом, дико вращающим глазами:
— Выбор сделан! Бог дождя указал перстом на деву нашего племени. На самую стройную и нежную плотью…
— О-о-о! — застонали воины.
— Она одна усмирит гнев богов, — указательный палец жреца едва не пронзил мой лоб. — Ее кровью наполним чашу греха, пусть возрадуется Кетсаткоатль и пошлет нам светлых дождей.
По щекам женщин потекли слезы. В глазах Крученой Губы я заметила дикую радость. Тварь… Это она выследила нас с Храбрым Лисом у святилища, это она, ревнивица, предательница, убийца, привела Ухо Пса к месту наших свиданий.
Жабий жрец бил в бубен и выл в потолок:
— Плачьте, женщины, плачьте! Ваша сестра усмирит гнев богов. Мы долго скрывали красоту этой девы. Но чары созревшей лилии заметил Кецалькоатль у водоема слез…
— Ойух! — закричали воины.
Жрец снова ударил жезлом о пол:
— Так сказал мне Пернатый Змей: «Восполни поруганный источник слезами, которые чище росы на весенних цветах, иначе твой род погибнет».
— Ойух-ойух! Иначе род погибнет! — повторили мужчины, топая ногами.
Ритм барабанов стал тяжелым, как дыхание борца, накурившегося маккао.
— Немало слез должна пролить преступная дева, чтобы разрушить каменную гордость господина, — с этими словами жрец ударил бубном по лбу, а потом прошелся им по преклоненным головам воинов.
— Ойух! Ойух! — кричали они, словно жрец благословлял на войну.
— Да свершится! — жрец вытащил из мешка большую жабу и вместе с ней принялся скакать по кругу, подпрыгивая чуть не до потолка.
— Ийуйя! — гудело племя, поднимая руки к летящему жрецу.
Дом Побед превратился в желудок, изрыгающий в небо утробные крики, плач и проклятия. Меня схватили за руки, и, не позволяя вздохнуть, бросили в ноги отца. Сквозь бой тамтамов и завывание жрецов я прокричала:
— Взгляду Несокрушимого подчинилась арена Вождя-всех-Вождей! Воины повинуются только тебе, отец. Ты не отдашь меня жрецам!
Он ответил:
— Дочь моя, мы гордились твоей красотой в жизни, да возгордимся же кончиной. Помни: всем умирать… Но не каждый погибнет так, чтоб навеки остаться в сердцах людей. Каждый стон, вырванный из груди мастерством палача, мы сохраним в летописи нашего рода.
Над моим ухом с приторной ухмылкой заворковала Крученая Губа:
— Будет больно. Очень. Но не плачь, Синевласая. Порадуйся, что войдешь в обитель сладострастного бога в столь юном возрасте.
— Подожди, узнаешь, что я сделаю с тобой, когда позабудется эта история.
— Эта история не позабудется никогда, — шепнула Крученая Губа, приблизив к уху распаренное, как кукурузная лепешка, лицо. — Попроси у бога красивых и здоровых детей для несчастных подруг, жена Пернатого Змея. В твоих глазах я вижу страх. Ужас вывернул душу, как шкурку мертвой капибары.
— Я видела его кости на дне Святой Чистоты.
— Ты видела кости гигантской жабы, а не бога. Бог жив. И мы любим его. Любовь к нему — наша судьба. Разве не так? Кто думает по-другому? — закричала Крученая Губа, окидывая прищуренным взглядом притихших подруг. — Кто осмелится сказать, что бог умер? Расскажите преступнице, как вы любите его.
Женщины испуганно переглянулись и вдруг заговорили разом, стараясь друг друга перекричать.
— Пернатый Змей велик!
— Он сияет морской волной!
— Свист его топора нежен, волшебен!
— Кецалькоатль — владыка снов!
— Он превращает слезы в ослепительный оникс!