Это я к тому говорю, что типов семей должно быть изначально несколько, в зависимости от конкретных местных условий. И не надо сводить их все к одному типу, например, к матриархальной семье. А то потом не знают как из нее выбраться, чтобы перейти к патриархату. Такого нагородят, что уши вянут. И многоженцы среди животных есть, и многомужцы (полиандрия называется). Почему же не быть им среди людей? Ученые же головы сломали, чтобы расставить все эти типы семей по ранжиру, один за другим. Но люди–то по ранжиру только из–под палки становятся, а так любят стоять вольной кучкой. Хотя, если честно признаться, у меня тоже большие основания предполагать первичность матриархальной семьи. Больно все тут изначально и наглядно обоснованно, крепчайшей детско–материнской привязанностью. Да и гарем тот же. Вон как охраняли султаны их, а простой идальго Дон Жуан все препоны преодолел и всех обольстил. Это я опять к любви возвращаюсь, она все преграды рушит. Если, конечно, обоюдная.
И тут опять не обойтись от привнесенных обстоятельств. В своей книге я доказал, что, например, в России, в той ее исконней части, а не завоеванной, матриархата вовсе не было, холодно для него (остальное в книге). А вот около жарких морей, да еще в горных теснинах, там матриархат изначально был, а к патриархату перешли только в разгар Возрождения, когда католицизм свирепствовал. И это было настолько трудно, что знаменитый Маллеус (Инструкцию по распознанию ведьм) в первый век книгопечатания пришлось издавать значительно чаще самой Библии.
Вы думаете, я отвлекся, и ждете, когда я вновь вернусь к господину Энгельсу? А я к нему вообще возвращаться не собираюсь. Главное я установил. Ему нужна была семья – эта всеобщая, избитая «ячейка государства», от которой дальше плясать было проще пареной репы. Но он же истоки семьи показал такими идиотскими, что дальше некуда. Поэтому все остальное, что он написал, не соответствует действительности. Не может же хороший дом стоять на жидком фундаменте? Поэтому дальше пойду один, без Энгельса.
Итак, понятие семьи у нас с вами есть, даже и семьи есть, но не все в ней ладно и складно, даже сегодня, спустя тысячи лет. Все как бы возвращается на круги своя: от промискуитета до семьи, от семьи опять к промискуитету. Не зыбкая ли основа для государства? В предыдущих разъяснениях я намекнул, что семья – искусственное построение, ловко сконструированное правителями для легкости своей жизни на основе метко подмеченной в целом общенародной, но глубоко индивидуальной любви. Для более полного вживания в этот тезис повторю некоторые заклинания. Во–первых, истории человечества не 6 тысяч лет, а всего–навсего лет эдак 1000 –1500, все остальное – детские сказки, рассказываемые с серьезным видом. Во–вторых, нельзя считать дураками людей вместо того, чтобы считать их малообразованными, ибо это не одно и то же. В третьих, все живое, даже лягушка в болоте, для себя очень умные, иначе не выживешь. Даже рыба – «ищет, где глубже». Недаром правители, они же ловкие выскочки, везде и во все времена, но на свой лад в каждом месте, конструировали и узаконивали семью, а уж «охраняли» ее пуще собственных границ. Или вы этого не замечали? Это мы с вами использовали, так сказать, первый всесветский и присущий всему живому алгоритм – любовь со всеми ее составляющими. И кто не ставит ее на первое место в мире – тот либо совсем дурак, либо совсем враль.
Но есть еще одно чувство, которое я ставлю на второе место, это – страх перед миром, необъяснимый и панический страх перед своим будущим, даже в ближайшие секунды и минуты, не говоря уже о годах. Человек чуть ли не половину жизни своей занят во сне и наяву прогнозом и представлением своего будущего, тщетными. И от этого еще страшней. Недаром шаманы и гадалки во все времена так надежно востребованы. На второе же место я ставлю страх потому, что оргазм – высшее проявление любви, выше страха. Ради оргазма идут через страх. И люди, особенно шустрые от природы, второе по значению в мире животных проявление быстренько поставили себе на службу. Мощно поставили. В своей книге я группировал известные мне по литературе проявления магии, боже ж ты мой, сколько там примет, действий, ритуалов и так далее. На каждый чих есть приметы и правила: что нужно и чего не нужно делать? Многие тысячи, притом в разных конфигурациях. Но дело в том, что владельцев всех этих магических средств – тоже многие тысячи, и им не только никогда не договориться о совместных действиях, но даже и симпозиум собрать трудно, особенно когда самолетов не было.
Между служителями магии и служителями народа (вожаками) не могло не возникнуть конфликта из–за влияния на народ. Борьба с переменным успехом и даже с поглощением прав магов властителями, но без их совершенных знаний, шла некоторое время. Но силы были не равны, я имею в виду, конечно, не физические силы, а интеллектуальные. Маги в постоянном поиске, в постоянных ошибках и их преодолении, все время на границе жизни и смерти, зато при хорошем питании. Правители – тоже при хорошем питании, но в естественном тупике сатурации (насыщения) властью и проистекающей от этого леностью, даже некоторым развратом в широком смысле этого слова. А эти штуки не способствуют самосовершенствованию, наоборот, пагубны для него. Поэтому истинные маги, то есть умные, начинают опережать по значимости князьков. И даже собрали симпозиум, правда, не всемирный, а так, в радиусе километров пятидесяти. На этом симпозиуме несколько упорядочили свои приметы, чтоб уж не совсем они в разные стороны показывали как плохой компас. Заметьте, что таких симпозиумов, притом повсеместно, произошло немало. На каждый крупный лес по одному, на каждое горное ущелье – тоже. Но в целом вышло так, что под предсказательно–предохранительной властью одного главного мага оказалось несколько областей, где правят малые короли. То есть округа магов превысили округа королей. Не повсеместно, разумеется. И надо же, заметили, что власть короля как бы скукожилась, хотя у него и были кое–какие войска из отборных головорезов. А власть человека безоружного, наоборот, возросла. Вот тут–то и поняли, что главная–то сила не в физической силе, а в идеологии, правда, слова этого еще не знали.