Казалось, сам город, столь хорошо знакомый, насмехается над его желанием бежать. Каждая улица, каждый переулок вызывали прилив новых воспоминаний. Брут всегда был далек от простых горожан, но, оказывается, он помнил все — как кричат торговцы, как пахнут улицы и переулки, ведущие из центра города.
Суетливые горожане мельтешили взад-вперед по городу, двигаясь — пешие — с той же скоростью, что и Брут. Он плыл по течению толпы и, проезжая по торговым кварталам, ловил на себе взгляды уличных продавцов.
Он ехал и ехал знакомой дорогой и сам удивился, когда оказался у лавки Александрии.
Здесь тоже подстерегали скверные воспоминания. Шайки грабителей на улицах, бой с людьми Клодия, тяжелое ранение. Брут гордился тем, что ему выпало тогда защитить слабых, — думая об этом, полководец невольно расправил плечи.
Он уже собрался спешиться и тут увидел Александрию — она стояла на другой стороне улицы спиной к нему, но он узнал бы ее как угодно. Рука Брута вдруг словно примерзла к луке седла — к Александрии подошел мужчина и с ласковой небрежностью обнял ее за талию. Брут сжал губы и задумчиво покачал головой. Нет, он не сильно расстроился — его успела оглушить другая, более тяжелая потеря, — просто было немного больно: вот и еще что-то кончилось в его жизни. Александрия давно перестала писать, и все же Брут почему-то думал, что она его ждет; можно подумать — для нее не существует жизни без него. Из ближнего переулка на Брута пялился какой-то мальчишка.
— Иди-ка сюда, — позвал Брут, показывая серебряную монетку.
Оборванец тут же вышел — вперевалку, точно портовый грузчик, и Брут невольно вздрогнул — не человек, а скелет.
— Ты знаешь женщину, которая работает вон в той лавке? — спросил Брут.
Мальчишка быстро указал глазами на Александрию и ее спутника. Брут не стал смотреть в их сторону, а просто протянул ему монету.
— Она богатая?
Собеседник глянул презрительно на Брута, а затем, жадно, на монету. Его раздирали страх и желание ее схватить.
— Ее все знают. Только меня-то она в лавку не пустит.
— Еще бы — возьмешь да и стянешь брошку, — подмигнул Брут.
Мальчик пожал плечами.
— Может быть. А что ты хочешь за свою монету?
— Хочу узнать, есть ли у нее на пальце кольцо, — ответил Брут.
Его собеседник задумался, потирая нос и оставляя на нем грязные полосы.
— Кольцо рабыни?
Брут усмехнулся:
— Нет, парень, золотое обручальное кольцо на безымянном пальце.
Мальчик, казалось, колеблется, не в силах отвести взгляд от обещанной награды. Наконец он принял решение и потянулся за монетой.
— Видал я у нее кольцо. Говорят, у ней есть ребенок. А лавка — старого Таббика. Он как-то раз меня стукнул, — быстро протараторил сорванец.
Брут с усмешкой протянул обещанную монету. В непонятном порыве сунул руку в кошель и вынул золотой ауреус. Мгновенно лицо мальчика, только что спокойное, приобрело выражение злобного страха.
— Хочешь такую? — предложил Брут.
Мальчик со всех ног ринулся прочь, оставив Брута в полной растерянности. Ясное дело, ребенку не приходилось видеть подобные монеты, да и взять ее означает для него верную смерть. Брут вздохнул. Если уличные шакалы увидят у мальчика эдакое сокровище, ему точно не жить. Покачав головой, Брут убрал монету.
— Я так и знал, что это ты, полководец, — услыхал он.
Брут повернулся и увидел Таббика — тот вышел на мостовую и гладил коня по шее. От кузничного жара его лысина пылала, на груди из-под фартука выбивались седые космы, но это был тот же самый невозмутимый Таббик.
— Кого я вижу! — Брут выдавил улыбку.
Почесывая лошадиную морду, ювелир искоса глянул вверх и увидел глаза Брута, красные от боли и гнева.
— Не хочешь ли зайти выпить со мной? — пригласил он. — А мой подмастерье постережет твоего славного скакуна. — Видя нерешительность Брута, Таббик добавил: — У меня есть горячее вино с пряностями, и мне одному все не выпить. — Говоря, ювелир смотрел в сторону, как будто чтобы показать: он не настаивает.
Должно быть, поэтому Брут кивнул и, спешиваясь, сказал:
— Если очень крепкое — одну чашу. Мне ночью далеко ехать.
Внутри мастерская почти не изменилась. Так же стояли кузнечные горны, угли в жаровне отбрасывали красные блики. Новые скамьи и полки для инструментов пахли краской, но Брут словно шагнул в свое прошлое.
Он втянул ноздрями воздух, посмеиваясь над своими переживаниями, и его немного отпустило.