— И наконец, — не ведая страха, мужчина скрутил на пальце пряди моих волос, которые, без сомнений, были мягче земного шелка, – чтобы Вас восхваляли все, нам нужно объехать ещё… пару мест. Только тогда Вы познаете, как любят люди страны Хуанди.
Выслушав Лу до конца, я словно открыла новое небо!
После разрешения своих сомнений, я дарила «любовь» не покладая рук, в попытках понять, какова любовь тех, кто работает на сих полях. Тех, кто живет в Поднебесной. Однажды Лу прознает, что слёзы и смех мой вызывают «любовь» ещё сильнее, чем раньше, после чего трудиться приходится ещё усерднее!
Но не я одна трудилась! Лу тоже работал. Заполнял какие-то свитки, отдавал приказы. В течение трех месяцев нашего путешествия каждый раз, останавливаясь в новой провинции, новом городе или уезде, он наказывал жадных чиновников, «реорганизовывал» что-то… Даже с алыми брызгами на цвета грозовых туч хуанфу он был таким собранным, что я сразу поняла…
— Разве сейчас ты не даришь любовь, как я? Разве сейчас ты не хочешь, чтобы каждый путник в любом уголке страны познал чувства влюбленного в Императора города? И начал бы восхвалять тебя! Даже Первому Небу стоит чему-то поучиться у людей! Я восхищена! — вслух не вырвались слова о том, что после работы до ночи ты выглядишь хуже разреженных облаков.
За окном расцветает луна. Я притворяюсь, что она радует меня, как и всегда. Совершенное лицо Шанг Тиан светится от счастья, разве ты не чувствуешь, друг Император, как усталость отступает?
Я касаюсь кончика таоего носа своим. Ну же, ответь хоть что-нибудь!
— ……Увижусь у дворца Яотай под светлою луной.* — с придыханием прошептал Лу после долгого молчания. И заснул?
*Изначально звучит как «белый лунный свет». Это первая, навеки ушедшая любовь; человек, с которым вы по каким-то причинам не смогли быть вместе.
*Стихотворение Ли Бо (701 — 762)
Из цикла "Стихи на мелодию Цин Пин"; в глубокой древности мелодии этого типа использовались для воспевания супружеских радостей:
Твой, словно облако, наряд, а лик твой — как пион,
Что на весеннем ветерке росою окроплён.
Коль на вершине Цюньюйшань не встретился с тобой,
— Увижусь у дворца Яотай под светлою луной.
Перевод Б.Мещерякова
※※※
Со временем работать приходилось всё меньше. Лу больше не говорил о любви «риса и народа», не говорил про «ещё парочку мест». Теперь в каждом новом городе он сопровождал меня по любым улочкам, которые бы я не выбрала! Наконец-то больше не чувствую горького привкуса слов «прикрытие в роли служанки» на губах. Теперь друг Император прикрывается ими вместо меня!
И вот, спустя три месяца изнурительного пути, мы вернулись в Яньцзин, столицу и сердце праздника урожая.
— Что с Вами? – Лу склонился к моему лицу, от волнения не замечая, как сплетаются наши пальцы. Интересно, так ли плетутся нити судьбы?
— Ноги… стали такими.
— Немного распухли. Хуанди позовет доктора, а потом госпожа сможет пойти на фестиваль. — Лу склонился и плавными движениями касался то тут, то там лодыжек, облегчая муки.
— Ах, болит, болит, болит!…. — запричитала я, хотя друг Император уже забрал всю мою боль.
Неожиданно за углом почуяла я новое колебание энергии живых, не знакомых мне, — первое великая Шанг Тиан заметила еще до начала прогулки.
— Подготовить седан! – крикнул он слугам. Неизвестные плуты, скрывавшиеся в тени, убежали.
Кажется, в этот раз за нами следили. И это были не люди друга Императора.
※※※
Со временем я привыкла к жизни на земле. Друг Император после приезда стал очень занят, но находил время приходить во дворец, предназначенный для меня, на чашу мицзю*.
Казалось бы, я уже знаю, что такое любовь и понимаю, с какими чувствами молятся богине небес, пора бы вернуться, но удерживало меня здесь нечто невообразимое. Поэтому я решила поселиться тут насовсем, а уйти в бессмертный мир лишь когда старость заберет Лу. Когда я сообщила об этом ему, Первое небо неимоверно обрадовался.
— Большая радость для скромного слуги — повести с госпожой всю жизнь! — он бесцеремонно поднял меня, богиню, на руки и закружил по горнице. Ну ч-что ж, п-пока друг Император улыбается, я с-сумею простить сию дерзость…
Думается мне, не случайно я и на площади, и во дворце обнаружила чужаков. С того раза день за днем кто-то рвал мои платья, добавлял мерзкие порошки в сосуды. Был раз, когда толкнули в воду. Великой мне естественно не составило труда узнать, кто это. Главная наложница Сяо Жень, как звали её сестры по гарему, посылала много кого, и много чего, чтобы навредить бесподобной Шанг Тиан. Часто я думала, допивая очередной свежезаваренный яд: «Так Сяо Жень дарит свою любовь? Чем более утомительны и широки жесты, тем больше ты любишь! Так учил меня Лу.»