— Ох, ерунда, Джил. Я просто отвлеклась от ежедневной офисной работы.
Джил повнимательнее присмотрелась к своей ассистентке. Она заметила и темные круги под выразительными глазами, и необычную бледность кожи. Микки работала ее помощницей уже пять лет, и директор привыкла рассчитывать на деловитость Микки, ведь при ней все в Службе медицинских сестер шло спокойно и гладко, — но в последнее время помощница начала ее беспокоить. Она все чаще впадала в рассеянность, а всего пару дней назад Джил заметила, что Микки вроде бы спит на рабочем месте… да, Джил была почти уверена в этом. Возможно, пора было дать ей отпуск. А может, и отправить на повышение. Конечно, Джил совсем не хотелось терять такого работника и отдавать Микки конкурентам, но…. На Девяносто первой улице только что открылась новая больница. И там, скорее всего, отчаянно нуждаются в опытных служащих, Джил сделала мысленную заметку просмотреть списки подходящих должностей, но первым делом, в понедельник утром, принести Микки хороший туристический каталог морских путешествий.
— Почему бы тебе не уйти сегодня пораньше? Неделя была очень длинная.
Микки удивленно улыбнулась.
— Спасибо! У меня как раз сегодня грандиозное свидание, и мне хотелось бы к нему подготовиться.
Джил усмехнулась.
— Буду держать за тебя скрещенные пальцы.
Тут она оглянулась, проверяя, не слышит ли их кто-нибудь, прежде чем добавить с легким сарказмом:
— Сама знаешь, нелегко найти хорошего мужчину.
Микки хихикнула.
— Этот — профессор.
— Ну, тогда остается надеяться… — Джил помолчала, вскинув брови и жестом намекая на недосказанное. — Остается надеяться, что у него все такое же большое, как его мозги. Ладно, до понедельника!
Она ушла, с подчеркнутой дерзостью покачивая бедрами в такт широкому шагу.
Микки все еще улыбалась, возвращаясь к компьютеру. Она только успела кликнуть мышкой, как заметила ламинированную карту медицинской страховки.
— Ох, черт побери! Я не вернула Севильяне карту!
Микки схватила карту и побежала к двери во внутренние помещения приемного покоя. В центре полукруглого холла за высокой стойкой сидела секретарь приемного отделения — маленькая брюнетка, как всегда что-то печатавшая на компьютере.
— Привет, Бранди! В какой палате Севильяна Калука?
— В седьмой, — Занятая делом секретарша даже не посмотрела на Микки, — Такое имя не сразу забудешь.
— Спасибо. — Микки направилась к двери с номером семь. — Надеюсь, на сегодня у вас суматоха закончилась.
— Слабая надежда, — пробормотала Бранди.
Микки постучала в закрытую дверь.
— Можете войти, — прозвучал отчетливый голос старой женщины.
Микки приоткрыла дверь и неуверенно заглянула. Севильяна приглашающе помахала ей здоровой рукой. Левая рука была устроена на алюминиевом держателе, укрепленном сбоку на специальной кровати. Кто-то прикрыл сияющий металл голубым лоскутом. Микки увидела рваную рану на ладони Севильяны. Из раны все еще сочилась кровь.
— Входите, моя дорогая. Медсестра вышла за какими-то инструментами, чтобы привести вот это в порядок. — Она кивком указала на свою руку. — Вообще-то это надо зашивать.
— Мне очень жаль, — сказала Микки. — Надеюсь, Вам не слишком больно.
— Это все мелочи, Микадо. — Севильяна показала на стул, стоявший рядом с кроватью. — Садись, пожалуйста. Очень мило с твоей стороны заглянуть ко мне.
— Я принесла вот это.
Микки протянула Севильяне страховую карту, раздосадованная, что не додумалась действительно просто навестить ее.
— Спасибо. Я бы никогда не вспомнила, где ее оставила.
Севильяна взяла карту и тепло улыбнулась Микки.
Микки села. Она изо всех сил старалась не смотреть на рану старой женщины, но, как это бывает, когда проезжаешь мимо места катастрофы на дороге, взгляд сам собой устремлялся к руке Севильяны. Но на этой ладони было и что-то еще… Микки прищурилась, пытаясь рассмотреть это.
— Кровь всегда завораживает. Вам так не кажется? — Голос Севильяны прозвучал гипнотически.
— Ее цвет напоминает мне розы, — тихо ответила Микки.
Она наконец заставила себя отвести взгляд от раненой руки и посмотрела в глаза Севильяне.
— Я не хочу сказать, конечно, что я какой-нибудь помешанный на крови вурдалак. Просто едва расцветшие розы и свежая кровь имеют один и тот же особенны и оттенок. И я не понимаю, почему это должно выдавать негативные ассоциации, — уверенно закончила она.