Сверху послышался мелкий топот, и шестерка втолкнул в подсобку двух малолетних пацанов. На вид – первоклассников.
- Вот, - сказал. – Доставил.
- Молодец, Ряпа. В жопу можешь больше не давать. Неделю. Пшел.
Шестерка испарился.
- Давай с этих начнем, - кивнул Буча на малолеток. – Они меньше.
Горилла взял за шкирку испуганного пацана, приподнял в воздух.
- Угу. Да. Легче поначалу будет.
Он грохнул малолетнего на стоящий у выхода верстак. Тот бестолково двигал конечностями, лупал глазами и молчал. Второй свободно стоял рядом и, судя по запаху, уже обмочился.
- Мало денег приносите, мелюзга, – сказал Буча, вставая. - Работать не умеете. Жалости не вызываете. Поэтому придется вас немного подправить. Вместе с доходягой.Теперь вы у нас приезжие сгорячих точек. Сыны полков. Инвалиды войны. Малолетний инвалидик даже у памятника слезу вышибет.
Буча достал из-за дивана бензопилу.
- Ног нет – денег больше. Проверено Джонсон и Джонсон. Горилла, за руки держи. Керзон, паяльник готовь. Прижигать будешь.
- Кем! Кем! Гхы-гхы-гхы! Кем!
Глаза у Керзона были совсем безумные.
Буча дернул шнур. Вокруг заревело, заверещало, отражаясь от низких подвальных сводов. Пацан на верстаке вскинулся, заорал, дрыгаясь, но было уже поздно. Бензопила с диким визгом взрезала его тонкие ноги, на стены брызнула кровь.
- Керзон, сука! Прижигай.
Керзон сунулся с паяльной лампой чуть ли не под визжащее цепное лезвие, заелозил ею по окровавленным обрубкам. Пацан лежал на верстаке без сознания, его ноги в красных шлепанцах валялись на куче мусора.
Буча вырубил бензопилу. Полил дымящиеся культи спиртом из бутылки.
- Во! Быстро. А ты, Горилла, всё - скальпель, скальпель. Какой нахер скальпель. Там же кость.
- У меня отчим ветеринар, - ответил Горилла. - Говорит – скальпель. И медицинская пила какая-то. И нож.
- Идиот твой ветеринар, - сказал Буча и повернулся к Савелию. - Ну что, доходяга. Метод опробован. Теперь твоя очередь. Не дрейфь. Мы тебя посадим на дощечку с колесиками. Оденем в униформу. Понавешаем медалей. Ты у нас будешь герой-десантник.
Савелий дернулся.
- Ничего у вас не получится, – сказал он. - Инвалидов в интернате не держат, в больницы отправляют, специализированные.
Буча помолчал. Затем присел. Его пустые бесцветные глаза оказались совсем рядом.
- Получится, дохлый. Мы Хозяина спрашивали. Говорит, сейчас вообще всем ни до чего. Никаких инвалидов никому не надо. Скорее закопают, чем в больницу отвезут. Так что, расслабься, у нас останешься.
Он потрепал Савелия по плечу. Гоготнул, обдав запахом гнилых зубов.
- Это ж к лучшему, дохлый! Ты теперь при нас будешь. Нормальная жратва, спиртяга. Мы тебе девку дадим, прикинь. Будешь ее каждую ночь пялить. Хуй-то мы тебе оставим, он нам не мешает. Без ног конечно не удобно, но зато руки натренируешь. Руки будут как у Шварца. Все к лучшему, дохлый. Будешь с нами, а нам все можно. И тебе тоже будет все можно. Прикинь. Хочешь – еби. Хочешь – убивай. Хочешь – сри на голову. Мы здесь боги. Прикинь. Я бог. Ты бог. Что хотим, то и делаем.
- Гы, Буча, - подал голос Горилла. – Бог у нас скорее Хозяин. А мы его апостолы.
- Апс! Апс! Гхы-гхы! Кем!
Буча вскинулся.
- Ша, дебил. Я. Здесь. Бог. А Хозяин далеко. Он не вмешивается. И пока не вмешивается – целее будет.
Савелий рванул веревки на запястьях. Шестерка узлы вязать явно не умел.
- Ты… бог?
Буча снова повернулся к нему.
- Ага. Видишь? Дошло.
Савелий извернулся, нащупывая то, что лежало в куче строительного мусора под ним. Он не спускал глаз с этой вонючей падали, что сидела перед ним на корточках. Это был бог. Тот самый. Он давно его искал. Теперь он знал, как выглядит эта хитрая тварь, скрывающаяся от всех на свете.
- Ты забрал у меня родителей, бог.
Буча опешил.
- Чего?
- Ты сделал мою жизнь адом. Ты забрал у меня все и ничего не дал взамен.
Горилла хрипнул, подавившись.
- Слышь, Буча. Дохлый шифером поехал.
- Угу. Пилу давай.
Савелий вывернул из-за спины руку и с размаху вогнал палку в голову сидящего перед ним бога. Только теперь он увидел, что палка была увесистой перекладиной от стула, с торчащим гвоздем на конце. Гвоздь с чавканьем вошел в висок бога, и бог не сразу это понял. Только когда Савелий оторвал перекладину от его головы и вбил ее по второму разу, Буча тихонько заныл, захлюпал носом и боком повалился в грязь на полу.