— Нет, на север от Санта-Фе. Как если бы ты ехал в Лос-Аламос. Просто на повороте на Лос-Аламос ты не поворачиваешь на запад, а едешь на север.
Его собеседник неопределенно кивнул, точно подтверждая мысль о том, что обсуждать направление поворота, не имея перед глазами карты, — бессмысленное и нелепое занятие.
— Это почти то же самое, что дорога в Таос, — сказал первый. — Ты по-прежнему хочешь туда съездить?
— Да, пожалуй. Как-нибудь непременно съезжу.
— Его называют американским Лурдом. Так сказала Пайдж. Хотя не могу сказать, что меня все это впечатлило: церковь из необожженного кирпича, грязная парковка. Зато от Санта-Фе очень удобно добираться до Таоса. Это что-то вроде Чимайо. В этой дыре продают отличные буррито. Буррито, которые мы купили там на обед, были в сто раз вкуснее ужина в лучшем ресторане Таоса.
— Мы не покупаем мексиканскую еду. Шэрон нельзя помидоры.
— A y меня недавно появилась аллергия на молоко. Ни с того ни с сего. Оказалось, я не переношу лактозу. Мерзкая штука.
Они сделали по глотку пива — ни дать ни взять младенцы, сжимающие рожки с детской смесью.
— Я бы не отказался съездить в Нью-Мексико. И заодно в Аризону. В Аризоне живет мой брат.
— Старший или младший?
— Младший.
— Чем он занимается?
— Играет в гольф. Ездит на велосипеде. Вроде бы даже участвует в каких-то соревнованиях велосипедистов. Работает в муниципалитете.
— В это местечко, Чимайо, все же стоит съездить. Очень красивая дорога, думаю, Шэрон понравится, несмотря на проблемы с едой. Очень любопытное захолустье.
— Кстати, что ты там начал рассказывать насчет грязи?
— Люди привозят оттуда грязь в пластиковых пакетах, я тебе уже говорил. Там есть небольшой источник. Обычная дыра в земле. Так же, как из Лурда привозят воду, из Чимайо везут грязь. Потом люди мажут ею лицо, руки или что там еще и надеются на чудо. На чудесное исцеление. Как я уже говорил, Пайдж привезла немного для своего дядюшки из Манхэттена, который страдал от эмфиземы легких.
— И что же?
— Это не помогло. Он умер, а она чувствовала себя виноватой, потому что это она уговорила его попробовать с этой грязью. Хотя она ничего не обещала.
— В чем же она виновата? Она просто пыталась помочь.
— Я понимаю, но она относится к этому иначе.
— Она хороший человек.
— Я все время говорю ей об этом.
— Я тоже скажу.
— Непременно скажи. Будет неплохо, если она услышит это от кого-то кроме меня. Она очень нуждается в поддержке.
— Там, в земле, должно быть, огромная яма?
— Представь себе, нет. Я об этом спрашивал. Спрашивал у всех подряд, мне самому было любопытно. Как и тебе. Я думал, почему, несмотря на такое количество народу, грязь не иссякает. И я понял, что каждый день приходит человек и добавляет туда грязи.
— Как это?
— А вот так. Туда привозят грязь, священник читает молитву, и грязь готова к употреблению. Бог знает где ее берут, может быть, это навоз с молочной фермы. Не знаю. Все это… как бы это сказать… немного смешно. Нелепо. Не знаю, как ты относишься к этой истории с Девой Марией, но, по-моему, все это ерунда. Что нам еще остается! Я хочу сказать, что делать, если не смеяться, верно? Как ты считаешь?
— Смеяться или плакать.
— Точно.
— Зато по дороге мы заехали к моему брату.
— Глядишь, если повезет, заедете куда-нибудь еще.
— Возьмем еще по пиву, Уолли?
— Не откажусь.
— Вот и отлично, — сказал приятель Уолли.
Том подумал, что он с удовольствием вышвырнул бы их отсюда собственными руками. В этом не было ничего личного, но он знал, что это принесло бы ему облегчение. Взять этих болванов за шиворот и выставить за дверь без особой на то причины. Вместо того он залпом осушил кружку и решил, что пора бежать из этого болота. Весь вечер его томило вожделение. Ему хотелось швырнуть Тэмми Бакуолтер на стойку бара и показать ей, на что он способен, излить в нее весь заряд похоти, скопившейся в его чреслах, превратить ее в свою рабыню. «Я неудачник, — подумал он. — Можешь меня убить». На выходе он сказал:
— Я вернусь, Тэмми. Как только смогу.
— Можешь не торопиться, — ядовито ответила она. — И не забудь расплатиться за пиво.