Но почему все сводится только к сексу? Этот вопрос не давал Элинор покоя. Она прочла Тома от корки до корки, как книгу. Она знала наперечет все его мысли. Он научился хитрить и прибегал к разным ухищрениям. С утра до вечера он старался соблазнить жену. Если все шло хорошо, после того как садилось солнце, он получал свое. Если случался сбой — забудь и не пытайся.
Он ничего не мог с собой поделать. Томми выводил его из себя. Но если Том придирался к сыну или был нетерпелив, Элинор не подпускала мужа к себе. Она могла затаить обиду и применяла репрессивные меры, пока он так или иначе не расплачивался за содеянное. Сексуальный шантаж. Она держала его за яйца не в переносном, а в самом что ни на есть буквальном смысле. Внезапно он обнаружил, что ему хочется вырваться из дома. Каким облегчением было сесть в грузовик и уехать в лес, валить деревья, корчевать пни, заниматься погрузкой бревен! Лишь выпив несколько банок пива у себя в мастерской за смазкой инструмента, он чувствовал, что готов вернуться домой.
«От тебя разит пивом», — говорила она, когда он входил в кухню. — «Попробуй поработать весь день в лесу, тебе захочется пить, черт побери». — «Ты понимаешь, что тебя слышит твой сын? Он слушает, как ты выражаешься. Неужели ты хочешь, чтобы он тоже так разговаривал? Он усваивает все, что ты говоришь. Следи за своим языком, Том». — «Ах, чтоб тебя… Извини». — «Это не смешно». — «Ладно. Извини». — «Он равняется на тебя. Какой пример ты ему подаешь? Кем бы он ни стал, виноват будешь ты, Том. Это твое влияние».
Том посадил мальчика в свой грузовик и отвез к себе в мастерскую, позволив разглядывать и трогать все, что тому понравится. Он купил ему маленький рабочий комбинезон и игрушечную цепную пилу. Сделав это, он почувствовал, что ему приятно быть отцом, но еще приятнее была мысль, что сегодня он будет вознагражден. Он ехал по главной улице в четыре часа пополудни в воскресенье, мальчик сидел рядом, между ними в белой сумке-холодильнике лежала коробка на полгаллона шоколадно-сливочного мороженого, и он сказал сыну: «Послушай, маленький сукин сын, я купил тебе мороженое, ясно? И вечером, после ужина, ты можешь полакомиться им, можешь перемазаться им как свинья или нажраться до отвала и заплыть жиром — мне наплевать, что ты будешь делать, — но после этого ты должен немедленно отправиться в постель, иначе никакого мороженого не получишь».
Он взял сына на рыбалку, но оказалось, что мальчик боится рыбы и не может забросить удочку. «В чем дело? — раздраженно спросил Том. — Ведь ты в десять тысяч раз больше этой крохотной форели! Просто возьми эту тварь в руку и размозжи ей голову». И тогда Томми разревелся. Когда они отправились охотиться на шотландских тетеревов, мальчик боялся приблизиться к подстреленной птице, которая трепыхалась на земле, и ни за что не соглашался хотя бы прикоснуться к ней. «Господи, — сказал Том, — объясни мне, что с тобой не так?» Он записал сына на занятия по футболу, но Томми бросил их после трех тренировок, жалуясь, что ему не нравится бегать, а тренировки слишком тяжелы. Элинор считала, что это личное дело Томми, — если ребенок не желает играть в футбол, не надо, — ведь все это была затея Тома, это он его заставил, и не подпускала мужа к себе тринадцать дней подряд: семь дней после размолвки из-за футбола, а потом еще шесть дней месячных.
Порой он ненавидел сам себя. «Я стал рабом собственных желаний. Это разрушает меня». Но такие мысли приходили нечасто. На них не оставалось времени. Шесть дней в неделю он был лесорубом, кроме воскресений, когда поутру они всей семьей отправлялись в католическую церковь. Этот визит в церковь давал Тому передышку от бесконечных придирок Элинор. Сначала Том ходил в церковь, поскольку Элли была католичкой, и здесь он мог заработать несколько очков, получив право переспать с женой вечером в воскресенье. Но неожиданно оказалось, что ему нравится слушать проповедь. Иисус отдал жизнь за его грехи и так далее. Он начал посещать занятия по изучению катехизиса, принял крещение, стал причащаться и ходить на исповедь. Все это успокаивало его, он чувствовал, что на свете есть что-то еще кроме его безрадостной жизни, кроме тяжкого труда, которым он зарабатывает себе на хлеб, как делают все вокруг, кроме тупой работы до седьмого пота, грохочущих машин, дрянного пива, футбола по телевизору и сигаретного дыма в пивной. Неожиданно для себя он стал католиком, хотя и не слишком ревностным и искушенным.