Путь был труден. Шли безлюдными степями Монгольской Народной Республики 700 с лишним километров. Шли ночью, а днем отдыхали. Случалось, на дневках не было воды, и чтобы напоить коней, приходилось ездить за 12 километров. Жара становилась все сильнее. Кони вязли в песках. Мы простились с нашими боевыми друзьями и пересели на машины.
20 июля впервые увидели над собой — японские самолеты. Они пытались бомбить нас. Наши «ястребки» быстро заставили их удрать восвояси.
25 июля на рассвете благополучно переправились через реку Халхин-Гол. Она часто обстреливалась японцами из орудий, особенно утром и вечером. Был дождь, грязь. Мы помогли застрявшим машинам с пушками подняться в гору и потом остановились, ожидая приказа.
Пришел лейтенант Басов и сообщил, что наш третий взвод действует отдельно со вторым батальоном. Батальон уже находился на передовой позиции. Снова двинулись в путь. Едем, как и раньше. Разница лишь в том, что вокруг рвутся снаряды и даже пули свистят. Но я и все мои товарищи чувствуем себя храбро. Главное, хочется поскорее вступить в бой.
Подъехали к сопке, занятой нашей пехотой. Откатили пушки, сгрузили часть снарядов, а машины отвели в надежное укрытие. Энергично занялись оборудованием огневой позиции.
Лейтенант Басов выбрал позицию в кустах, где легче было маскироваться. Едва мы расположились, как вблизи стали падать вражеские снаряды. Один упал в двух метрах от Вшивкова и Долгих, но, к счастью, не разорвался. А японцы, слегка прощупав кусты, тотчас же перенесли огонь влево, не причинив нам никакого вреда.
Окопались. Боевой наш командир тов. Бойченко определил цель, дал указания. Орудие Заякина начало стрелять. Снаряды рвались близко, сразу же за сопкой. Значит японцы находятся не дальше как в полутора километрах. Пристрелка готова.
Вечером враг собирался пойти в атаку. Это заметили с наблюдательного пункта тов. Бойченко и его храбрые разведчики Бушуев и Гилев. Мы открыли огонь. Группировка японцев рассеяна, уничтожен один пулемет.
— Пехота повеселела и аплодирует, — сказал тогда Бойченко.
Пробовали японцы еще раз пойти в атаку, и опять мы их сбили. К вечеру враг открыл сильный артиллерийский огонь. Ведь мы уже достаточно дали о себе знать. Японская артиллерия била подряд полтора часа, осыпая снарядами все кругом. Снаряды рвались рядом с моим окопом, так что осыпалась земля. У Вшивкова побило осколком винтовку, у Микова порвало шинель. Один обессилевший осколок угодил прямо в грудь бойцу Долгих. Толкнул — и только.
Вот один снаряд упал у самого того окопа, где находится пятое орудие. «Ну, — думаю, — побьет кого-нибудь». Тишина. Все молчат, ждут. Разрыва так и не последовало. Многие вражеские снаряды не рвались, и мы подумали, что это помощь наших братьев — рабочих Японии. Так оно и оказалось. Когда вскрыли некоторые неразорвавшиеся снаряды, то находили в них листовки, а вместо взрывчатого — песок. В листовках было написано: «Чем можем, помогаем».
Все кончилось благополучно: пушки все целы, люди — тоже. Я чувствовал себя во время обстрела отлично. Все время укреплял свой окоп, чаще обычного курил.
Ночью командир Басов решил сменить позицию. Он выбрал место в удобной лощинке. Здесь имелось неплохое укрытие, удобнее было держать запас снарядов. А то на прежней позиции приходилось во время стрельбы таскать снаряды под пулеметным и артиллерийским! огнем противника.
На новой позиции мы простояли до 19 августа, т. е. 24 дня. Сделали для себя блиндажи, закрыв их ящиками с песком. А Сережа Ощепков, — тот устроил их даже в три ряда. Били по врагу крепко, мы не дали ему ни одной атаки совершить. Рассеивали японцев огнем еще в те минуты, когда они пробовали только группироваться.
Как только у японцев замечалось оживление, пехота просила: «Дайте огонька им, Бойченко». В любое время дня и ночи мы не отказывали в этой просьбе, и наш взвод пользовался большим авторитетом у пехоты.
Жили ладно и сытно. Воды хватало. Могли даже мыться с головы до пят. Тов. Шашмурин выпускал боевой листок, в котором отражались наши позиционные дела. У всех на уме было одно: когда же, наконец, пойдем в наступление, чтобы до конца разделаться с надоедливым врагом и вышвырнуть его с территории Монгольской Народной Республики? Нам говорили: «Погодите, наступит и час расплаты. А врагов нужно не выгонять, а уничтожить всех до единого».
Ночью 19 августа был дан приказ погрузиться и ехать вперед, на новые позиции. Пришли машины. В самый момент погрузки снарядов, — а нам надо было погрузить четыре машины, — враг открыл минометный и пулеметный огонь. Пули свистели рядом, мины рвались, но медлить было нельзя. Приказ был выполнен под огнем противника.