Вокруг гудели, шипели, рвались японские снаряды. Все работали, не обращая на них внимания.
Вот помощь оказана. Но теперь нельзя надеть нательной рубашки — не налезает. А гимнастерка у бойца рваная, грязная. Я снимаю с себя чистую гимнастерку и надеваю на раненого.
Говорю:
— Был ты, друг дорогой, бесстрашным пехотинцем, стал теперь интендантом. Иди и бей врага насмерть…
Бой все разгорался. Зеленая сопка, что вправо от нас, стала буро-пепельной от артиллерийского огня. Барханы влево от сопки Ремизова буквально горели. Заметно было, как вместе со столбами пыли взлетают кверху обломки вражеских укреплений, трупы.
Этот день никогда не забудешь. С гордостью вспомнишь, как наши отважные бойцы громили японцев на Халхин-Голе.
Младший командир А. МОРГУНОВ
ИЗ ДНЕВНИКА КОМАНДИРА ПРОТИВОТАНКОВОГО ОРУДИЯ
Шестнадцатое августа. «Скоро, что ли, мы поедем на линию фронта?» — нетерпеливо спрашивает каждый день тов. Никифоров.
Ребятки моего расчета крепкие: все, как один, горят желанием бить наглых провокаторов.
21 августа. Солнце уходит за горизонт. Все небо на западе багрово-красное. До заката гремели наши орудия — выбивали «храбрых» из их бетонных гнезд. А сколько сегодня там было самолетов! И как наши соколы бомбили врага!..
Только что отужинали. Спасибо старшине тов. Кирсанову. НЗ (неприкосновенный запас) еще не трогали, галет и консервов хватает, и даже с добавкой.
22 августа. Вчера не удалось дописать — пришел приказ о переброске нашего подразделения левее. Японцы пытаются ударить во фланг.
Ну что ж, недолгие сборы — орудие к передку, и готово.
— По местам! Заводи моторы! За мной, в походную колонну, марш! — командует тов. Ирбулатов, и вот с бархана на бархан медленно двинулись противотанковые пушки, освещаемые с высокого небосклона луной.
Женя Киндяк тихо запел. Никифоров своим тенорком подхватил.
— Не так громко, товарищи, — предупредил я. — Давайте вполголоса, если хорошее настроение.
А путь становился все труднее. Такие перекосы из-за этих проклятых барханов — того и гляди перевернешь пушку или ящик со снарядами. Я вылез из люка, стал показывать водителю, как ехать.
… Приехали на позицию. Бархан и кустарник. В кустах бронемашины. Комвзвод Ирбулатов ушел вперед, а бойцы с броневиков завязали с нами беседу. Ну, как полагается, сперва — кто, откуда. Один парень — сталинградский — рассказывает о ходе боев за последние двое суток.
Японцы в кольце. У них кончается запас пищи. Подкреплений не получают. Японские офицеры для бодрости, наверно, распустили слух, что, мол, окружены не японцы, а монголо-советские войска. А вот еще японо-белогвардейская брехня: японцы будто бы собираются накинуть мешок на солнце, чтобы оно грело только Японию.
Наш боец Тюрин по этому поводу сказал:
— Мы еще посмотрим, кому солнце светит последний раз.
23 августа. Вчера ночью мы заняли оборону. Спать не пришлось: маскировали орудие, вырыли щели и ровики. Работали крепко и не зря — нас едва ли кто увидит, а обстрел у нас замечательный, и снарядов хватит на всех, кто захочет поинтересоваться нами всерьез и поближе.
Между тем мой расчет готовится к боям. Наводчик тов. Рожков только и ждет, чтобы показался японский танк. Никифоров, заряжающий, еще раз договаривается с подносчиком «насчет проворности» и «чтобы успевал с консервами».
— Ты, брат, не гляди, что я из приписного состава!..
24 августа. Ночь прошла в беспокойстве. Ветер, а еще хуже того — комары. Ну, и комары! Нахально действуют: ни ветер, ничто им не мешает — лезут и в нос, и в уши, и чорт знает куда. И только под утро исчезают. Ну, спать все равно не пришлось. Надо следить за местностью.
…Безветренное, туманное утро. Солнце встает пока еще без японского мешка. По сведениям разведки, сегодня надо ждать контратаки японцев. Добро пожаловать. Угостим, чем богаты!..
Стоя на дне окопа, я в бинокль вижу всю местность, весь сектор обстрела. При мне пулемет и винтовка. Позади — орудие и расчет. В семь часов показались японцы с винтовками и пулеметами. Перебежка в направлении нашего правого фланга. Бухает японская артиллерия, рвутся где-то рядом с нами снаряды, а открывать огонь нельзя, пока не разрешено.
— Бей, бей! Все равно ничего не видишь, — насмешливо кричит тов. Киндяк по адресу японцев. — А мы-то что молчим?
— Терпение, терпение, — отвечаю. А самого разбирает такая же досада: враги, как на ладони. Идут лавиной, пробегут несколько шагов, лягут и стреляют по бархану, за которым наша рота. А наши все ждут, не отвечают.