— Товарищ Саттаров! Ваше задание выполнено, — доложил Смирнов подошедшему Саттарову.
— Вижу. Справились отлично. Благодарю, — пожал руку Смирнову и его товарищам Саттаров и вдруг, приглядевшись к старому продавцу табака, удивленно воскликнул:
— A-а! Старый знакомый! Исмаил Сеидхан… Хранитель могилы Али Шахимардана. Значит, первые «десять лет» ничему вас не научили. Вы снова показали свои ядовитые зубы. Ну, это уже в последний раз. — И, повернувшись к крыльцу здания правления колхоза, крикнул:
— Товарищ Петров! Примите и этих четверых.
С утра на трассе все разговоры только и вертелись вокруг ночного происшествия на кладбище и предстоящего приезда в Бустон члена правительства.
Героями дня была пятерка смельчаков. Каждому хотелось поговорить с ними, узнать подробности поимки «покойников».
Алексей на все вопросы отвечал, улыбаясь:
— Ничего особенного. Пошли, выследили и взяли. Обычное дело.
Алим вначале рассказывал подробно, отвечая и за себя и за молчаливого Аширмата, но потом, видя, что поток любопытных не убывает и вопросам не видно конца, а на помощь Аширмата рассчитывать не приходится, начал с таким проворством орудовать кетменем, что посетителям стало неловко отрывать его от дела.
Мальян, втайне очень довольный всеобщим вниманием, с виду не придавал никакого значения случившемуся.
— Ерунда! — отмахивался он от желавших узнать подробности. — У нас на Кавказе не то бывало!.. — И замолкал, давая этим понять, что ловля «покойников» на Кавказе — обычное дело.
Ваня Чернышев был на верху блаженства. Захлебываясь, он рассказывал всем желающим, как они сумели незаметно войти в мечеть, как Аширмат сразу же подмял под себя полевода, готовившегося «выступить» вслед за ишаном, как Мальян прыгнул на ишана, изрыгавшего проклятия, как Алим и Алексей схватились с двумя здоровенными парнями — охраной ишана и полевода.
Ваня откровенно признавал, что его участие в происшествии выразилось только в том, что он двумя переданными ему электрофонариками освещал поле боя и переживал за товарищей.
На прилегающих к Бустону участках трассы царило оживление. Каждому хотелось послушать депутата Верховного Совета, бывшего кузнеца из селения Ширян-Таш Саттара Мирсаидова.
Перед сумерками в Бустон потянулись строители.
Собрание хотели провести в чайхане, но сразу же стало ясно, что небольшое помещение не вместит и десятой доли пришедших. Поэтому собрание, несмотря на ночной холод, было решено перенести на центральную площадь селения. Стол президиума, застланный кумачом, поставили на летний помост перед чайханой.
В густых сумерках на переполненную народом площадь мягко въехала легковая автомашина и остановилась около чайханы. Из машины вылез очень высокий, могучего сложения человек.
Здороваясь со строителями канала, депутат, лукаво прищуриваясь, проговорил:
— Никогда не думал, что в маленьком Бустоне живет столько народу. Ведь у вас тут целая армия.
Седобородый, почтенного вида бустонец, здороваясь с депутатом, дипломатично поддержал:
— Да, дорогой братец Саттар, народу в Бустоне много… Время настало такое… Народу много.
— И вся эта армия испугалась крика четырех ослов, забравшихся в старую мечеть? Не верится даже. Неужели и в самом деле испугались?
Почтенного вида бустонец смущенно потоптался на месте и, не ответив, замешался в толпе. Зато строители отвечали депутату весело и дружно:
— Испуга не было, товарищ Мирсаидов!
— Мы их уже прихлопнули, этих ослов-то!
— Сами справились.
— Напрасно только вас от дел оторвали, товарищ депутат!
Секретарь райкома, приехавший вместе с депутатом, открыл собрание. Огласили заявление бустонцев, в котором они просили не трогать кладбище. Председатель собрания предложил колхозникам, подписавшим заявление, выступить и рассказать, почему они возражают против переноса кладбища. Но тут произошла заминка. Никто из людей, поставивших свою подпись под заявлением, не захотел говорить.
— Так что же получается, товарищи? — недовольно заговорил председатель. — Заявление подписали, шум вокруг этого заявления подняли, а теперь в кусты?
— Дай мне слово, сынок! — раздался голос из отдаленных рядов.
— Пожалуйста, отец! — обрадовался председатель, пытаясь рассмотреть в темноте, кто просил слово. — Да вы выходите сюда, на свет.
К столу подходил невысокий худощавый старик, одетый в поношенный ватный халат, низко подпоясанный серым вылинявшим платком. На голове старика, несмотря на холодную погоду, была только тюбетейка.