Мулла Гияс, услыхав от своей жены, что слепая батрачка Ахрос прелюбодействует с Джурой, задумался.
Ишан Исмаил Сеидхан, наставляя его в том, какие стороны жизни надо избрать для проповедей, чтобы воздействовать на верующих, несколько раз повторил: «Особенно ревностно следите за тем, чтоб не нарушались предписания корана и шариата. Клеймите всех отступников, поднимайте на них правоверных, требуйте именем аллаха примерного наказания для нечестивцев».
Старый мулла, уже получивший вести и о вчерашнем осмеянии в чайхане сыновей старшины Данияра, довольно покрутил своим длинным тонким носом и ухмыльнулся. «Случаи самые подходящие для наказания виновных. Надо будет поговорить с почтенным Тургунбаем, как там и что».
А Тургунбай в этот день встал позже, чем обычно. Проснулся он, как всегда, на рассвете, но не выходил из комнаты. Тургунбай слышал, как собирались на работу батраки, слышал визгливый голос торопившего их Баймурада и, усмехнувшись, подумал: «Молодец. Недаром хозяйский хлеб ест. Старается». Однако, когда Баймурад, обманутый Джурой, заглянул в комнату, Тургунбай с такой яростью рявкнул на него, что тот, как ошпаренный, выскочил за дверь.
Тургунбай снова погрузился в раздумье. Невеселые это были думы. «Как сломить упрямство Турсуной? — размышлял Тургунбай. — Через два дня Исмаил Сеидхан ожидает нас, а эта девчонка закусила удила и ни в какую. Завтра под вечер надо выезжать, а она… Что делать? Связать, что ли, ее?»
Тургунбай время от времени кидал взгляд на плеть, висевшую на стене. На эту плеть он недавно указал Баймураду. Конечно, Тургунбай, не задумываясь, испробовал бы ее и на дочери, но боялся, что этим только испортит дело. «Характер у сопливой девчонки мой, упрямый, — даже с некоторым самодовольством размышлял Тургунбай. — Моя кровь. Станет женой ишана — все припомнит. Не помилует».
Позднее, сидя за чаем, Тургунбай хмурился, слушая доклад Баймурада.
— Я глаз с них не спускал. А тут Джура крикнул мне: «Не слышишь, что ли, хозяин зовет?» Я и побежал сюда, а он сразу же — к слепой чертовке. Пока я бегал, они успели поговорить.
— Не наговорились за ночь-то, — сердито буркнул Тургунбай.
— Ночь-то, видать, им короткой показалась. Не до разговоров было, — подхихикнул Баймурад.
— А ты тоже хорош, — взбеленился Тургунбай. — Обманули тебя, дурака. Осла потяни за хвост назад — он вперед помчится. Так и ты.
Не допив чай, Тургунбай поднялся и вышел во двор. С полчаса он без всякой цели слонялся по двору, откатил зачем-то глубже под навес чурбан, на котором рубили хворост, а затем присел на него. Постепенно в душе у Тургунбая созревало решение. Дочь надо было сломить во что бы то ни стало. Старик понимал, что сломить ее он может только, лишив всякой надежды на помощь со стороны. «Надо сделать так, чтобы дочь осталась одна. Эта слепая кляча тоже в ее сторону смотрит, тоже помогать собирается. Каждую ночь, наверное, шепчутся до утра. Думают, как отца обмануть».
Старик поднялся, зашел к себе в комнату и, взяв с подоконника большой амбарный замок, направился к дочери. К его удивлению, Турсуной не сидела, как обычно, за вышиванием, а лежала в постели, с головой спрятавшись под одеяло.
— Ты что, дочка, все еще лежишь? — спросил Тургунбай, усаживаясь на ковер возле низенького столика, стоявшего среди комнаты. — Заболела, что ли?
— Заболела, — коротко ответила девушка, чуть приоткрыв лицо.
— Скоро ты болеть перестанешь, — делая вид, что не замечает холодного ответа дочери, весело заговорил Тургунбай. — Ишану Исмаилу Сеидхану стоит только помолиться около могилы святого Али Шахимардана, и всякую болезнь как рукой снимет.
Турсуной блестящими, как у загнанного в ловушку зверька, глазами молча следила за отцом.
— Святой ишан не допустит, чтобы его молодая жена болела, — все с тем же наигранным весельем добавил Тургунбай, обрывая затянувшуюся паузу.
— Я не пойду замуж за ишана!
— Пойдешь! — сразу потеряв самообладание, стукнул кулаком по столу Тургунбай.
Ничего не ответив отцу, Турсуной снова с головой накрылась одеялом. Плечи ее затряслись от беззвучных рыданий.
— Слушай, своенравная девчонка, — поднимаясь и подходя к постели дочери, грозно заговорил Тургунбай. — Нет у меня больше времени возиться с тобой. Тут люди к священной войне с неверными готовятся, не до тебя мне сейчас. Ты бы подумала, дура нечестивая, кем ты будешь, став женой ишана. Кем будет святой ишан после нашей победы над неверными!
Помолчав и не дождавшись ответа от дочери, Тургунбай яростно сорвал с нее одеяло и, брызгая слюной от душившего его бешенства, закричал: