Красноармеец, в спешке путая русские и узбекские слова, доложил:
— Яман, товарищ командир! Басмачей жуда кун кельяпти! В ущелье совсем кругом басмачи. Сюда идут.
Подъехавший следом красноармеец дополнил:
— Впустили они нас в распадок, а потом и ударили из-за камней. Комвзвода приказал залечь и отбиваться. Да куда там!.. Массой так и валят — не сдюжить. Окружать стали. Мы их гранатами, а потом ходу. Уж в самом конце командира ударило. Прямо в голову. Наповал.
Ланговой коротко приказал русому, широкоплечему красноармейцу, вооруженному ручным пулеметом:
— Горлов. Ложись с пулеметом вон за те камни. Будешь бить по ущелью до полного отхода отряда на скалу. Отойдешь вместе с головным дозором.
Пулемет с вершины скалы залился яростной очередью.
— Кузнецов! — подозвал Ланговой одного из бойцов. — Скачи к комиссару. Пусть снимет головной дозор — и на скалу. Быстро! Остальные за мной!
Отряд умчался в правое ущелье, откуда поднималась тропа к старой гробнице.
Через четверть часа отряд Лангового полностью отошел на скалу.
Ланговой остался доволен выбранным для обороны местом. Площадка около старой гробницы как для пешей, так и для конной атаки была совершенно недоступна.
Атакующие могли подняться по тропе, но здесь их ждал один из трех ручных пулеметов, имевшихся в отряде. Прикрывая тропу, пулемет, кроме того, простреливал порядочный кусок правого ущелья. Вдоль обрыва над тропою залегли трое красноармейцев, которым было передано около половины гранат отряда. Площадка имела сажен пятьдесят в ширину и не менее полутораста в длину. Задний конец ее упирался в отвесный обрыв гранитного великана, взглянуть на вершину которого можно было, только сильно запрокинув голову. У самой подошвы великана, на площадке, рос десяток абрикосовых деревьев, они окружали ветхое с виду строение. Рядом сверкал в траве, как осколок зеркала, водоем небольшого родничка. К деревьям конники уже привязали лошадей. Здесь, под старым развесистым деревом, красноармейцы рыли могилу Козлову.
Отделком лежал на потнике в нескольких шагах от холма свежей, только что выкопанной земли. Около убитого на камне сидел Злобин. Опустив голову, он, казалось, внимательно рассматривал землю у своих ног. За спиной комиссара молча стояли хмурые конники. Услышав шаги Лангового, Злобин поднял глаза.
— Вот и уехал Козлов в училище, — сказал он непривычно глухим голосом и, вдруг, почувствовав, что лицо его начинает кривиться, махнул рукой и снова опустил голову.
Козлов лежал с плотно прижатыми вдоль тела руками, словно и после смерти оставаясь в строю. Вглядываясь в его непривычно белое, красивое даже после смерти лицо, — Ланговой увидел небольшое черное отверстие над левой бровью.
«Крови совсем нет. Наповал ударили, — пронеслось в голове Лангового. — Отвоевался! Эх, Козлов, Козлов…»
На войне не бывает бескровных боев. Падают, чтобы больше не подняться, верные присяге солдаты революции. Тужат о погибших друзья-товарищи, однополчане. Заливаются слезами дети и жены. Седеют от горя матери. Но немногие знают о том, какую страшную тяжесть и боль носит в своем сердце командир, тот, выполняя чей приказ гибнут герои. Он один отвечает и перед тем, кто погиб, выполняя приказ, и перед тем, кто оплакивает погибших, и перед Родиной, доверившей ему судьбу людей. Велика эта ответственность и нелегко нести ее, скрыв горе в сердце, сохранив глаза сухими, а голос твердым.
Ланговой несколько мгновений смотрел в мертвое лицо Козлова, затем, чувствуя, что глаза застилают слезы, сурово насупился и, подойдя к телу, опустился на одно колено.
Он расстегнул левый нагрудный карман гимнастерки и осторожно, словно боясь разбудить отделкома, достал партийный билет Козлова. Раскрыв небольшую красную книжечку, Ланговой прочел: «Козлов Сергей Александрович, год рождения 1900, время вступления в партию — апрель 1919 года». И, снова закрыв партбилет, протянул его комиссару.
После того как над свежей могилой прозвучал залп прощального салюта, Ланговой круто повернулся и, на ходу бросив приказание: «Всем свободным от нарядов отдыхать», — ушел за гробницу к обрыву.
А комиссар подошел к тропе, ведущей со скалы в ущелье. Он хмуро вглядывался в дальнюю часть котловины, откуда скоро должны были нахлынуть басмачи. Лежавший у ручного пулемета Горлов, широкоплечий сутулый тамбовец с аккуратно зачесанными назад мягкими белесыми волосами, по-своему понял взгляд Злобина.
— Вы не заботьтесь, товарищ комиссар. Усмотрим, не проспим. Я, к примеру, теперича не меньше дюжины этих бандитов уложить должен. За Козлова, значит, посчитаться.