Злобин посмотрел на пулеметчика и неодобрительно усмехнулся:
— Дюжины мало. Надо всех уложить, кто оружие на нас поднять посмеет. Всех, чтобы жить не мешали.
— Всех и уложим. Не сомневайтесь, сдюжим, — согласился Горлов. Злобин окинул взглядом площадку скалы, превратившуюся в осажденную крепость.
Собственно, голой скалой был только передний, выходящий в котловину край площадки — «лоб», как сразу же окрестил это место Злобин.
На нем, всего в десяти-двенадцати шагах от обрыва, стояла гробница-мавзолей над могилой какого-то святого — приземистое строение, сложенное из жженного, позеленевшего от времени кирпича.
Неуклюжее здание, прикрытое сверху куполом, похожим на перевернутый котел, и украшенное по углам четырьмя миниатюрными башенками, с опаской посматривало на Злобина узкими стрельчатыми окнами.
Злобин неторопливо подошел к гробнице.
«А стены-то выложены, как в крепости, — подумал комиссар. — Чуть не два аршина толщины».
Мрак, царивший внутри гробницы, мешал Злобину через окно рассмотреть что-либо, и он, недовольно сплюнув, отправился разыскивать командира отряда.
Ланговой стоял над самым обрывом за мавзолеем и оглядывал в бинокль расстилавшуюся внизу котловину и дальнее ущелье.
— Ну, что ты вылез этаким фертом? — сердито проговорил комиссар, сам, однако, останавливаясь рядом с командиром. — Щелкнет какая-нибудь сволочь снизу — и будь здоров. Загремишь прямым сообщением.
Ланговой опустил бинокль, невесело улыбнулся, взглянув на недовольное лицо комиссара, и, отходя от обрыва, проговорил:
— Не щелкнут! За спиной — стена святилища. Во-первых, маскирует, а во-вторых, кто же решится стрелять в гробницу? В святыню!
Усевшись на высокий цоколь фундамента гробницы, Ланговой снова поднес бинокль к глазам. Злобин сел рядом с командиром.
Вид со скалы был чудесный. Росшие по всей котловине деревья отсюда, с высоты, выглядели небольшими круглыми кустиками; там, где деревья сбегались в небольшие рощицы, казалось, были раскиданы зеленые коврики с упругим, прямостоящим ворсом.
Но живописному виду не хватало простора. Котловина была очень невелика, не более версты в самом широком месте. А вокруг громоздились горы. Темно-серые, почти черные, иссеченные ветром и дождями громады, покрытые трещинами и расселинами, казалось, готовы были каждую минуту обрушиться на маленький зеленый оазис, дерзнувший раскинуться в самом сердце горного хребта. Но пока они, словно в раздумье, стояли и хмуро смотрели на маленькое селение, такое беспомощное перед их грозным величием. У всякого, кто привык к широким степным просторам или живому шуму лесов, эти безмолвные каменные великаны вызывали чувство тоски и тревоги.
Внизу, в селении, не видно было ни одного живого существа. Даже собаки не бегали по улицам. Все замерло, притаилось, молчало, точно в ожидании грозы. Только две горные речушки бушевали, торопясь убежать из ущелий.
Ланговой подумал: «Невесело сейчас внизу, в селении. Беднота боится басмачей, а у богачей при виде нас поджилки трясутся. Все попрятались».
Комиссар, видимо, думал о том же.
— Селение-то словно вымерло, — заговорил он и, помолчав, добавил: — Отсюда, сверху, вся политэкономия, как на ладони. В середке богатеи. Вишь, усадьбы-то у них. У каждого на дворе хоть эскадрон на постой размещай. А кругом хибарки да развалюшки. И как в таких норах люди живут?!
— Живут, — мрачно подтвердил Ланговой. Опустив бинокль на колени, он повернулся к Злобину: — А знаешь, комиссар, в богатых усадьбах живут не просто богачи, — святые.
— Святые? — удивился Злобин.
— Ну, святые не святые, а в общем потомки вот этого, который здесь похоронен. — И Ланговой похлопал ладонью по стене гробницы.
— Слушай, Сеня… Ты, часом, не того… — Комиссар отложил цигарку, которую начал было скручивать, и выразительно покрутил пальцем около собственного лба.
— Да нет, не беспокойся. Я в полном сознании, товарищ комиссар.
— Товарищ командир! — окликнул Лангового неслышно подошедший Кучерявый. — В этой холабуде, — он указал на мавзолей, — люди сидят, как с ними быть?
— Какие люди? Откуда они здесь взялись?
— Обыкновенно какие. Узбеки. Даже не простые узбеки, а попы узбекские. Их там три человека. Когда мы по вашему приказу поднялись сюда с пулеметом, они уже там сидели. Я и приказал им не вылазить, сидеть до вашего прихода. А то, кто его знает…
Кучерявый умолк. Совсем еще юноша, почти мальчик, он никогда не терялся в опасности, был хладнокровен в бою, но всегда смущался и даже краснел, когда говорил с командиром.