Я задумался. Возможно, Шрайбер права, а возможно, нет. У нас не так много свидетельств.
- Почему вы так думаете? - спросил я.
Она показала на повторяющуюся запись на экранах за моей спиной.
- Посмотрите на эти изображения. (Я посмотрел.) Допустим, вы правы и характер цветов отражает то, что животные чувствуют или даже думают. В самом центре площади находится водоворот всех цветов. Они хаотически меняются.
Плывут. Возможно, это и есть мыслители. - Она подошла к одному из боковых экранов и показала рукой. - Смотрите, если бы там был один мыслитель, то цвета исходили бы из одной точки, но мы этого не наблюдаем. По-моему, все цвета в этой области так неотчетливы, потому что чувства или мысли хторров все время меняются, не давая возобладать какому-нибудь одному. Дальше, там, где, по вашему выражению, находится событийный горизонт, проходит, как мне кажется, граница между мыслителями и рабочими. Здесь чувства мыслителей выкристаллизовываются и начинают распространяться к периферии.
Задумавшись, я почесал подбородок. Что-то в этой теории казалось мне ошибочным. Она предполагала, что мыслители должны были оказаться в центре площади. Я посмотрел на боковые экраны размером со стену. В такой кромешной толчее ни мыслителям, ни рабочим не представлялось никакой возможности разграничиться так четко, как следовало из логических построений доктора Шрайбер. А что, если рабочие и мыслители представляют собой один и тот же класс? Нет… это тоже не лезло ни в какие ворота.
- Вам это не нравится, - холодно заметила Шрайбер. - Я вижу по вашему лицу.
Я пожал плечами.
- Теория неплохая. Мне нравится мысль об эволюции специализированных форм гастропод для выполнения определенных задач. Просто я не уверен в теории мыслителей. - Я посмотрел на Лиз. Она наблюдала за мной с неподдельным интересом, но не выказывала никакого желания вмешаться в дискуссию. - Смотрите.
Набрав несколько команд на клавиатуре, я изменил цветовое разрешение.
Экраны показывали ту же самую закольцованную запись, только расходящиеся цветные круги приобрели другой характер. Бросьте в воду камень - круги будут расходиться до тех пор, пока не достигнут берегов, а потом пойдут назад. Копошащаяся масса червей напоминала рябь на поверхности пруда.
Наружу шли оранжевые круги, яркие и отчетливые. Внутрь рикошетом возвращались темно-пурпурные. Из центра расходились розовые волны, а отражались более слабые красные. И так повторялось снова, снова и снова.
Зрелище завораживало, оно было прекрасным. Как калейдоскоп органической жизни. Как самое огромное цветовое табло на футбольном стадионе, какое когда-либо сооружали. Наружу и внутрь плыли четкие рисунки разных цветов и форм, они постоянно менялись. Это была сложная и завораживающая мандала, реагирующая со сдвигом по временной фазе, биометрическая фантазия, волшебный сон жителя преисподней.
Наконец я сказал:
- Если бы в центре толпы находился действительно класс мыслителей, продуцирующий цветовые волны, тогда все остальные животные - рабочий класс - откликались бы на их мысли только эхом и те же самые цвета возвращались бы к центру, не изменившись. Но посмотрите на это. - Я изменил цветовое разрешение еще раз. - Очень слабо, но цвета меняются даже по пути через массу тел. Отсюда я делаю вывод, - мысль заставила меня поежиться, - что, возможно, вся масса гастропод… что на каком-то первичном уровне они все мыслители.
Шрайбер не отвергла мою мысль с ходу, но я видел, что ей больше по душе элегантность собственной теории.
- Может быть, цвета меняются, потому что рабочие слишком ограниченны, чтобы точно воспроизвести оригинальную мысль. Может быть, это просто напоминает игру в испорченный телефон.
- Я тоже считаю, что ошибки при передаче играют большую роль, - согласился я. - Но… это ничего не объясняет. Совсем ничего. - Я вызвал на экран следующую серию изображений. - Нет, подождите минуту, сначала позвольте показать еще кое-что. Вот так выглядело гнездо, когда мы начали транслировать их же песню.
Послышались удивленные возгласы. Внезапно сложный рисунок цветов просто испарился. Исчез. Толпа начала синхронно пульсировать, демонстрируя одни и те же цвета - все черви мгновенно стали одинаковыми. Они превратились в гигантский барабан, пульсируя в унисон. Они пели в унисон. Фиолетовые импульсы. Вспышки оранжевого. Алые всплески. Все черви были как один. Все двести пятьдесят тысяч верещали, и стучали, и дергались абсолютно синхронно.
Как клоуны. Как штамм. Как совершенные маленькие монстры. Все безошибочно и в точности повторяли одни и те же движения по всей площади. Они даже мигали в унисон. Даже в записи это выглядело страшно.