Услышав столь подробное объяснение, моя жена вновь почувствовала себя дурно, так что мне пришлось проводить ее вниз и усадить на скамью. Вернувшись минут через десять — я все же уговорил Амелию продолжить осмотр, пообещав не показывать больше подобных страстей, — мы застали Хэтчисона стоявшим перед дверью «Девы» и пребывавшим в явно философическом расположении духа.
— Знаете, — проговорил он, когда мы подошли, — пока вы отсутствовали, я подумал: мои старые знакомые — тот самый злосчастный «Щепка» и эта индианка — видимо, были уверены, что превзошли всех и вся в искусстве причинять страдания человеческому существу. Бедолаги! Знай они, что человечество еще за несколько веков до их появления на свет создало подобную железную куклу, им пришлось бы оставить свои детские забавы с поджариванием людей на огне лучины. Не отказался бы я показать что ему, что ей, пару вещиц из тех, что висят на этих стенах. — Произнеся эти слова, он снова о чем-то задумался, после чего продолжал:
— А знаете, мне сейчас захотелось на минутку залезть внутрь ее. Интересно узнать, что чувствует человек в подобной ситуации.
— Нет, прошу вас! — воскликнула Амелия. — Это слишком ужасно.
— Думаю, мадам, что испытание собственных чувств меня не шокирует. Мне довелось бывать в нескольких переделках, так что я успел приобрести кое-какой опыт, а заодно и выдержку. Помните, я рассказывал вам, как провел ночь в утробе дохлой лошади, пока вокруг меня полыхала загоревшаяся от молнии прерия? В другой же раз мне пришлось залезть в брюхо сдохшего полмесяца назад буйвола — залезть, да еще и виду не показывать, что я там нахожусь, иначе разбушевавшиеся индейцы непременно уже набили бы мне живот камнями. Так что, как говорится, не привыкать.
Поняв, что он действительно настроился на этот эксперимент, я посоветовал ему не мешкать и поскорее осуществить свою затею.
— Понял, понял, генерал, — кивнул он. — Но я, пожалуй, еще не готов. Думаю, те несчастные, кому довелось быть моими предшественниками, попадали в брюхо этой «Девы» отнюдь не по своей воле. Наверняка существовал обычай связывать их, чтобы они и пальцем не могли пошевелить. Мне хочется, чтобы все было по правилам.
Он вынул золотую монету и кинул ее служителю.
— Возьми, хранитель ужасов, и не особенно терзай свою совесть. Я пока что не собираюсь устраивать собственные похороны.
Старик для виду еще немного посопротивлялся, заявляя, что это, мол, совершенно против правил, однако в конце концов раздобыл где-то толстую веревку и ею крепко связал верхнюю часть тела Хэтчисона. Затем тот втиснулся вглубь тела «Девы» и старик принялся вязать ноги нашего друга. Амелия со страхом взирала на эту процедуру, однако не решалась проронить ни слова.
Наконец служитель закончил работу и теперь Хэтчисон стоял спеленатый как дитя, и столь же беззащитный. По его лицу блуждала довольная и в чем-то даже тщеславная улыбка.
— Черт побери, — пробормотал он, — а здесь все же тесновато. У нас в Небраске гробы и те делают попросторнее. Эй, старик, а теперь отвяжи веревку от крюка и конец возьми в руки, да только держи покрепче! Потом начнешь потихоньку отпускать и притворять дверцу. Интересно, как все это будет выглядеть…
— Нет-нет, прошу вас, — снова взмолилась Амелия. — Я этого просто не выдержу.
Но американец заупрямился.
— Слушайте, адмирал, — обратился он ко мне, — а почему бы мадам немного не подышать свежим воздухом? В самом деле, следует позаботиться о ее нервах, даже если я, оказавшись за восемь тысяч миль от собственного дома, решил немного поразвлечься. В конце концов, мужчина не может все время ходить как ухоженный баран на ферме. Давайте быстренько все это проделаем, а потом вместе посмеемся над моей забавой.
Не знаю, то ли женское любопытство оказалось слишком сильным, то ли что еще, но Амелия решила все же остаться — прижавшись ко мне и вцепившись в мой локоть, она неотрывно смотрела на Хэтчисона. Тем временем служитель начал медленно отпускать веревку и дверь стала постепенно приближаться всеми своими шипами к телу узника. Лицо Хэтчисона светилось возбуждением, он внимательно всматривался в надвигающиеся на его глаза иглы.
— Похоже, со дня отъезда из Нью-Йорка я не испытывал ничего подобного, — продолжал бормотать он. — Ну что это за континент — Европа! Вот бы сюда парочку индейских банд… Эй, судья! — прокричал он служителю, — помедленнее там, я же плачу тебе деньги, так что дай мне возможность насладиться зрелищем и возбуждением!