Всё тело будто парализовало.
— Вы не можете просто взять и… — я осеклась, понимая, что возражения бессмысленны.
— Мы не можем позволить ему умереть, — сказал он, спокойно и хладнокровно. — Это всё, что имеет значение.
Я не знала, сколько прошло секунд, пока я смотрела в его бесстрастное лицо.
Машина ждала у входа.
А я…
Я знала, что больше не могу сбежать.
49
Меня везут к нему.
В машине тихо. Только приглушённое урчание мотора да редкие взгляды мужчины в костюме, который сидит напротив, выжидающий, бесстрастный. Он больше ничего не говорит. Он уже сказал всё, что нужно.
«Если вы не восстановите привязку, он не доживёт до конца недели».
Я слышу эти слова снова и снова, даже когда не хочу. Они царапают сознание, разбиваются о глухую пульсацию в висках, смешиваются с тяжёлым холодом в груди.
Я не останусь.
Я не останусь после этой ночи.
Я сделаю, что нужно, и уйду.
Это не о нём.
Это просто биология.
Но почему мне так тошно?
Машина плавно останавливается.
Я не сразу замечаю, что уже сжала пальцы в кулак. Костяшки побелели.
Меня провели вовнутрь больницы. Это явно не было обычным учреждением.
Я чуть не врезалась в мужчину, когда он резко остановился у одной из дверей.
— Он в этой палате, — мужчина жестом указал на стеклянную дверь. — Врачи сделали, что могли. Дальше — ваша задача.
Я не двигаюсь.
Он молчит, но в его взгляде читается нетерпение. Он ждёт, когда я сделаю этот чёртов шаг.
Я стиснула зубы.
Не думай. Не чувствуй. Просто иди.
Я толкнула дверь, и она открылась тихо, слишком тихо, но мне показалось, что этот звук оглушил всю палату, нарушил что-то внутри.
Здесь было душно.
Воздух пропитался чужой агонией, перегретый, тяжёлый, густой, как перед грозой.
Горький запах металла.
Крови.
Я застыла на пороге.
Глухой стук биения сердца отдавался в висках, и на мгновение мне показалось, что стены дышали — они пульсировали вместе с ним, с его яростью, с его болезненным жаром, что разлился повсюду.
Жизни здесь не было.
Только звериный инстинкт.
Постель разодрана, простыни смяты, будто он пытался вырваться, убежать от чего-то, что разрывало его изнутри.
Полоса царапин на стене.
Сломанный стол.
Капли алого на полу.
Что-то первобытное, неуправляемое, что не должно было существовать в этом мире, разрушало всё вокруг.
И в центре этой бесконтрольной агонии находился он.
Аш.
Не человек.
Зверь, загнанный в клетку.
Его дыхание было сбито.
Глаза пылали багровым оттенком, вены почернели, будто его тело больше не могло выдерживать разрушение внутри.
Я не успела осознать страх.
Потому что он бросился на меня.
Глухой удар — спина встречает стену, дыхание перехватывает, и я инстинктивно хватаюсь за его плечи.
Горячие. Напряжённые. Судорожно вздрагивающие под пальцами.
Он дрожит. Дыхание рваное, хриплое.
— Ты… слишком долго…
Слова срываются с его губ рыком, а пальцы уже рвут ткань моей одежды, будто ему необходимо сорвать всё, что стоит между нами.
— Аш!
Я пытаюсь его удержать, но это бесполезно.
Он меня не слышит.
Его тело давит, пока пальцами раздирает ткань, его бедро врезается между моих ног, заставляя раздвинуть их, уступить, подчиниться.
Аш вжимает меня в стену, его ладонь скользит вверх по ноге, захватывает бедро, поднимая выше, заставляя чувствовать, насколько он твёрдый, насколько близко, насколько больше не способен ждать.
Я стону, когда альфа резко толкается вперёд, пока ещё сквозь ткань, но ощущение его напряжённого, пульсирующего жара уже заставляет меня забыть, кто я, где я, почему я здесь.
Аш отступил на шаг.
Я не сразу поняла, что произошло, но вдруг почувствовала, как холодный воздух обжёг обнажённую кожу.
Одежды на мне больше не было.
Она валялась на полу — разорванная, бесполезная.
Грудь судорожно вздымалась, я не могла отдышаться, не могла осознать, что происходит, но тело уже принадлежало не мне.
Я чувствовала его взгляд — обжигающий, тяжёлый, он осматривал меня, как собственность, которая наконец-то оказалась в его руках.
Аш двинулся, и я судорожно сглотнула, когда его пальцы потянулись к краю футболки.
Ткань скользнула вверх, обнажая его тело.
Я не смогла отвести взгляд.
Каждое движение было ленивым, контролируемым, но в нём скрывалась опасность.
Мышцы проступали под кожей, двигаясь с каждым вдохом, каждая линия тела была напряжённой, рельефной, твёрдой.