1
- Привет. Ее уставшее лицо просияло, как только она увидела, кто стоит на пороге. - Привет. Его улыбка упала через две секунды. - Брук, ты не должна открывать, не глядя. Она подавила вздох, развернулась и прошла в квартиру. Он зашел следом, прикрыв дверь. - Я говорю серьезно, Бруклин. Брук не стала спорить. Он не поймет ее, она не поймет его. - Прости. Я буду осмотрительнее. Десять минут спустя они сидели в гостиной. На подносе перед беззвучно работающим телевизором дымились, источая аромат, две чашки цейлонского чая. Отец и дочь тихо обменивались новостями. Брук смаковала знакомое убаюкивающее чувство. Все визиты отца были похожи. Умиротворяющие, спокойные, придающие уверенности. - Все еще нравится твоя работа? Она была ветеринаром в Ист-Энде. Нечто среднее между работой и волонтерством. Платили мало, работать приходилось много. Иногда работали бесплатно. Это не было обязательством. Но если бы не любовь к животным, они бы нашли работу получше. И это возвращало Бруклин и коллег к началу: никто из них не мог указать человеку с больным питомцем и ветром в карманах на дверь. Отец, с одной стороны, уважал ее род занятий. Его собственный отец был медиком. С другой, она знала: он бы хотел, чтобы Бруклин работала «настоящим» врачом. У него было двойственное отношение к профессии ветеринара. Пожалуй, он не воспринимал ее всерьез. Многие так считали. Врач наполовину. Звериный доктор. - Мне нравится работать с животными. Среди хозяев, правда, попадаются засранцы. - Обладай звери человеческим интеллектом, среди них бы тоже попадались засранцы, - отец бросил взгляд на экран телевизора и застыл, переменившись в лице, будто ему переключили пультом канал. Взгляд стал холодным и жестким; Брук видела, как в глазах сужаются зрачки. Поворачивая голову, Бруклин догадывалась, кого увидит. Отец ненавидел его. Белая кожа, улыбка, слишком широкая, чтобы быть человеческой, бешеный взгляд существа, ненавидящего все. Лицо казалось маской, настолько страшное, что она не боялась. Таких лиц не бывает у живых людей. Такая улыбка не может не разодрать кожу на щеках. Такие зеленые глаза не могут быть настоящими, и человеческие зрачки не способны сузиться до размеров острия иголки. Брук потянулась к пульту, собираясь выключить телевизор. Ей не хотелось терять вечер с отцом из-за какого-то маньяка на цветном экране. Мужчина поднял ладонь. - Нет. Оставь. Я хочу послушать. Брук проглотила досаду, и нехотя увеличила громкость. - ...После позавчерашнего столкновения с Бэтменом снова дал о себе знать... Отец поджал губы. - Бэтмен остановит его, - сказала Брук. - Он всегда останавливает. Отец бросил на нее быстрый взгляд. В его льдистых голубых глазах промелькнуло странное выражение. Он дернул уголком губ и повернулся обратно к телевизору. - Он очень опасен. Я бы рекомендовал пока оставаться дома. Бруклин поперхнулась смешком. - Дома? Пап, это невозможно, - он повернул к ней свое маловыразительное лицо. Когда-то оно казалось ей обжигающе холодным. За годы она научилась читать на нем неуловимые для нетренированного глаза эмоции. Сосредоточенность. Заботу. Беспокойство. Любовь. Жизнь сотрудника спецслужб брала свое. Отец был сдержанным, суровым человеком. Брук была совсем ребенком, когда отец впервые объявился. Сказал, что она его дочь. Сказал, что работает на правительство. Большая часть детей поверила бы, но не Бруклин. Она наслышалась сказок про капитанов дальнего плавания, военных и тройных агентов. В ее первой школе был мальчик, Тимоти. Отец бросил их, когда парню было три. Тимми всерьез считал, что отец - космонавт. Но ее отец не врал. Бруклин не понимала этого лет до шестнадцати. И потом все встало на место. Мелкие странности в его поведении, непохожесть на всех, физическая форма. Ни у кого она не видела таких сильных рук, как у отца. Или такого взгляда. Отыскав дочь, отец всегда был рядом. Они не могли жить под одной крышей, но он изобретал способы заботиться о ней. И Брук была благодарна за него. Сильный, любящий, надежный. Она хотела бы, чтоб у них было больше времени для себя, но не завидовала детям из полных семей. Гэвин Карлайл, или как там на самом деле звали ее отца, давал дочери то, чего никто другой дать был бы не в силах: планку, к которой Бруклин тянулась. Брук не оправдала его ожиданий с профессией, но стремилась делать все на высшем уровне. И она знала, хотя он никогда не говорил: ему нравится, что она связала свою жизнь с помощью другим живым существам. Даже если это всего лишь животные. Ее отец был хорошим человеком. - Это не смешно, - он отвернулся. - Когда он на свободе, никто не может считать себя в безопасности. - Думаю, я не в большей безопасности у себя дома, чем на улице, - заметила Бруклин. - Он ведь любит взрывать дома. Сдвинув челюсти, отец смотрел в телевизор. На экране показывали видеосъемку с городской камеры. Покореженные в брутальной аварии машины перегородили авеню. Огромный перевернутый каркас грузовой машины чадил в небо, пожарные тушили его водой из шлангов. И тела, много тел; некоторые успели закрыть целлофаном. Спасатели суетились, вытаскивая оставшиеся из-под обломков. Другие лежали прямо на асфальте, обгоревшие, изуродованные. В гражданской одежде, в полицейской униформе, в ярких и несуразных нарядах - люди Джокера. - Он не взрывает дома просто так. Брук промолчала. - Ты видишь, что творится на улицах. Он сейчас действует дерзко, агрессивно, - Брук настороженно проследила, как он судорожно стискивает пальцами подлокотник, затем медленно подняла глаза на ожесточившееся лицо. - Это полномасштабная война. Он сцепился с одной из банд, и все эти люди, - кивок на экран. - Случайные жертвы на поле боя, - отец покачал головой. - Ты понятия не имеешь, насколько сейчас опасно снаружи. Ее передернуло, волосы на затылке встали дыбом. Прожив жизнь в неблагополучных районах, она предпочитала тишину и комфорт. Опасность не была чем-то нереальным, что происходит в телевизоре; отец растормошил ее внутреннего параноика, и Брук знала, что теперь будет ходить, оглядываясь через плечо, независимо оттого, насколько мал шанс, что что-то действительно произойдет. Видение себя среди растянувшихся на асфальте тел было не просто неприятным - оно было пугающе осязаемым. - Пап, прекрати. Я не могу сидеть дома, так что не пугай меня. Он обернулся к ней, лицо приобрело виноватое выражение. - Прости, Брук, - он помолчал, разглядывая ее, потом вздохнул. - Ты не подумала над моим предложением? Я мог бы... - Нет, пап, спасибо, но нет. Извини. Отец кивнул. Он не распоряжался ее жизнью - еще одно качество, которое ее в нем восхищало. Гэвин был тем, кто все контролирует. В то же время, он не пытался навязать ей свою волю. Его предложение помочь с переездом в более благополучный город и подыскать хорошую работу в хорошей ветклинике она отвергла и в первый раз. Конечно, он не терял надежды. Но Бруклин знала, что ответ всегда останется «нет». Она думала, в глубине души, отец понимает причины. В противном случае, он бы сменил профессию. Бруклин не могла бросить работу в Ист Энде, и, главным образом, она не могла уехать из города. Она родилась в Хадсоне, но Готэм тек в ее венах. Мрачный, неприветливый, с частыми дождями, тусклым летом, жестокой зимой и рекордными показателями преступности, он принял ее, когда она приехала сюда учиться, и за все время у нее ни разу не возникло ни мысли, ни желания его покинуть. Словно все предыдущие годы она была в утомительной поездке, но, наконец, вернулась домой. Еще час они провели спокойно и непринужденно, не затрагивая ни тему работы, ни тему опасности на улицах. Затем он ушел, и Бруклин осталась одна. Единственное напоминание об отце - запах его одеколона, два огромных пакета с продуктами и пустые чашки в гостиной. Брук вздохнула, втягивая ноздрями его запах, с тоской понимая, что начинает скучать. Подошла к окну и выглянула наружу. Отца не было видно, и дома стояли так близко друг к другу, что разглядеть что-то внизу практически не предоставлялось возможным. Взглянув на часы, она подавила вздох. Почти одиннадцать, и ей нужно было закончить статью для сайта. Следовало сделать это еще три дня назад, но она мертвецки уставала на работе, и в голове было так пусто, когда она возвращалась домой, что у Брук просто не хватало сил заставить себя сесть за компьютер. Часов в десять она возвращалась, наскоро ужинала, читала перед сном и вырубалась не позже половины двенадцатого. Ее и сейчас клонило в сон, но присутствие отца, как всегда, подействовало мотивирующе. Его решительность была заразной, и Брук понимала, что сегодня не ляжет, пока не покончит с делом. На кухне она поставила чайник, перенесла за маленький стол ноутбук и забросила в чашку две ложки кофе, дожидаясь, пока загрузится система. Когда она перевела взгляд на мигнувший голубым экран, апатия вернулась. Несмотря на всю ее решительность, мысли не шли, слова не складывались в предложения, и голова оставалась на удивление пустой. Она залила кофе кипятком, и открыла холодильник, чтобы взять сливки. С ее губ сорвался стон. Сливок не было. Не было и молока. - Не может быть, - устало произнесла Бруклин, переставляя упаковки, надеясь, что молоко или сливки обнаружится за чем-то другим. Это было невозможно, она всегда ставила продукты в одно место. Через минуту, Бруклин закрыла холодильник, раздраженно откинула волосы со