Возможно, именно по этой причине я не люблю Дэниса так, как должна. Внутри у меня копится только обида, злость и непринятие. Ни тепло, которое сестры все равно проявляют к своим младшим братьям, ни уважение, которого он на самом деле не заслуживает. Ничего, абсолютно пустое и дурное в остатке. Дэнис для меня всего лишь имя, как прилагающийся предмет интерьера в родительском доме, как вьющийся у ног бездомный пес, который рядом лишь для того, чтобы выклянчить еды и скрыться за ближайшим поворотом. Дэнис всю жизнь пытался найти во мне собственную выгоду. Я не припомню ни единого случая, когда мы бы действительно походили на родных брата и сестру. Не проходило и дня, чтобы мы не ссорились и не старались сделать друг другу как можно больней.
Дэнис в этой игре явно выигрывает. Так что неудивительно, что все вылилось в это — осуждение и попытку заставить меня поступить «правильно» по отношению к брату. Только это «правильно» разнится. И для меня оно видится совершенно по-другому.
Потому что я продолжаю жалеть о том, что повелась на собственную сердобольность. Жалею, что попыталась исправить свои чувства к нему — это ведь тоже должно было быть «правильным», мы же все-таки семья. Не стоило увозить Дэниса в подростковом возрасте, когда его личность формировалась и запрещенные вещи становились тем, чего ему по истине хотелось; не стоило показывать ему жизнь в большом городе, пытаясь таким образом исправить пропасть меж нами. Лучше бы он так и остался в Хэрроу с родителями, тогда бы не пришлось выслушивать всю эту чушь о том, что я его испортила.
Дэниса испортила дурная компания. Дэнис собственными руками испоганил свое будущее и плевал на мнение каждого, кто твердил ему завязать. Только кому до этого есть дело?
Я поджимаю колени к груди и упираюсь в них лбом. Зебра жизни, кажется, превратилась в одно сплошное черное: никакого просвета на что-то светлое. Проблемы наваливаются одна за другой; я уже и думать забыла, что когда-то жить было гораздо проще.
Было ли? Наверное, в те незабвенные детские времена, когда я гостила у бабушки. В Дувре было свое очарование, свой ход жизни, и в нем я ощущала себя наконец… собой. Потому что там, несмотря на то, какой скрягой порой была бабуля, меня действительно любили. Будто незаметная девочка наконец становилась центром хотя бы чего-то. Бабушка, в отличие от родителей, никогда не делила нас с Дэнисом между собой: все всегда было поровну. Если он провинился, и она знала, что я к этому не причастна, то наказывала его, а не беспочвенно верила в то, что это моих рук дело.
Странно, но перед глазами почему-то всплывает очередное воспоминание из детства: укрытый зеленью луг, на котором трава, казалось, тянулась ввысь к небу, желтое — как лимонная корка — солнце, теряющееся в лазурном небе, летний ветер, путавшийся меж волос и тепло чужой спины, что соприкасалось с моей. Велосипед лежал где-то в стороне — кажется, в тени пышного клена — сама же я сидела на земле, пытаясь пальцами ухватиться за едва видимые пушинки облаков. Детский голос позади, неспешные напевы дурацкой песни, шумевший вокруг ветер. Впервые в моменте жизни было… спокойно. По-настоящему.
Дэниса тогда оставили дома за очередную провинность — он случайно поджег сено, которое находилось рядом с конюшней, балуясь с лупой в попытке поджарить колонию муравьев. В наказание его заставили убирать за свиньями. Мне пришлось ехать до магазина за мукой и другими продуктами одной — бабушка собиралась готовить пирог. С одной стороны, мне даже было искренне жаль Дэниса — запах в свинарке был похож на смесь помоев, земли и аромата городской свалки. И учитывая брезгливость Дэниса, он наверняка развел истерику, даже не ступив внутрь и шагу. С другой же стороны, перспектива отдохнуть от его общества казалась мне ужасно привлекательной. Он носился за мной буквально хвостиком все летние каникулы, вечно надоедал и пакостил, а порой выводил меня настолько, что запереть его в этот самом свинарнике на ночь казалось мне неплохой идеей.
Магазин находился в пятнадцати минутах езды. Я молниеносно выкатила ржавый велосипед со двора. Мой путь проходил вдоль зеленых лугов, на которых то и дело паслись овцы да лошади, затем мимо чащи леса, а после вдоль небольшого водоема, находившегося ближе к спуску с горы. Я остановилась там лишь на обратном пути. Раскинувшееся озеро манило искупаться, народу в этой местности отчего-то практически не было, и я, будучи в одном ситцевом платье, без зазрения совести коснулась ногами теплой воды. К тому моменту прошло уже достаточно времени, но возвращаться к уборке в саду совершенно не хотелось.