И слушая весь этот словесный запал, я вдруг осознал, что разговор с ним не приносит раздражения. Все идет будто по наитию, так, как и должно идти, когда двое детей обсуждают что-то простое и обыденное. Разве что выводит это дурацкое «Рыжий».
— Грегори, — решительно заявляю я, когда он снова кличет меня по цвету волос. — Меня зовут Грегори Филлип Ньютон, а не рыжий.
Его рука снова треплет меня по голове.
— О, так ты знаешь свое второе имя? — с интересом тянет Джей. —Лип.
— Что?
— Лип. Мне нравится, как звучит. Проще при знакомстве, чтобы запомнить. Всего три буквы, а эффект абсолютно другой.
— Но я Грегори.
— Ага. Как мое второе имя – Джеймс Грегори Гибсон. Может, я поэтому расположен к тебе гораздо больше, чем ты ко мне? — с усмешкой проговаривает Джей. Я непонимающе хлопаю глазами. — Забавное совпадение, скажи? Типа кармическая связь, понял? Возможно, в прошлой жизни мы были братьями, а в этой просто оказались наречены одинаковыми именами. Жизнь писец не предсказуемая штука.
— Ты ведь не прикалываешься?
Мои изломленные брови вызывают у Джея смешок. Он покачивает головой, устраиваясь как можно удобнее, но ойкает, когда опирается спиной об стену.
Избиение розгами по спине и рукам – распространенная практика в этом местечке, чтобы лишний раз не оставлять видимых следов. С лицом другое дело – пощечины приносят меньший дискомфорт, но судя по лицу Джея старик в этот раз ими не ограничился. Иначе просто не объяснить, как физиономия Джея превратилась в один сплошной синяк.
Спина от розог со временем заживает, руки тоже, но шрамы все равно остаются. Моя спина – сплошь в них, руки же после пожара выглядят настолько страшно и отвратительно, что я всегда стараюсь прятать их во что-нибудь. Специально наматываю бинт, ведь не могу смотреть на них без него дольше пары секунд, не вспоминая прошлое. Но пастору это не нравится. Он вечно заставляет меня обнажать их. Что-то вроде: «Принимай себя со всеми рубцами, мальчик, ведь Бог любит тебя вместе с ними». Жаль, что никто не понимает, что я не люблю. Ни себя с ними, ни себя без них.
На тыльной стороне ладоней Джея тоже присутствуют полосы. Они не свежие, возможно, двухнедельной давности, но в отличие от меня он их совершенно не стесняется. На нем, видимо, все заживает как на собаке.
— С таким не шутят, мелкий. Да и с тобой тоже шутить не хочется, ты ж ведь сразу замолчишь, а я тишину практически не переношу. Зачем же мне рисковать возможностью наконец разболтать такого невероятного неболтуна?
— Я просто не вижу смысла говорить с теми, кто считает меня умственно отсталым. Как и не вижу смысла доказывать им, что я лучше, чем они обо мне думают.
— И что, будешь играть в молчанку все семь лет?
— Если это мой способ обезопасить себя от лишнего рода внимания – пожалуй. Хотя теперь не уверен, что получится. Ты же все равно найдешь способ вывести меня на чистую воду. Как сегодня, например.
— Жалеешь? — усмехается Джей. Я мотаю головой.
— Вовсе нет. Это место – ринг, для выживания здесь все способы хороши, вопрос лишь в том, какими методами самообороны ты обладаешь. Держаться дальше ото всех – мое преимущество. — Я сцепляю пальцы в замок и опускаю голову, всматриваясь на покрытые бинтами руки. — Я не сближаюсь с другими лишь потому, что знаю, что здесь некому доверять. Я уже пробовал однажды, еще до того, как попал сюда. В итоге вышла полная срань. Не хочу облажаться еще раз.
— Если будешь сторониться всех и каждого, долго не протянешь.
— Я продержался девять лет. Следующие семь – плевое дело.
Джей ненадолго замолкает, изучающе скользя по мне взглядом. Я чувствую это боковым зрением, но не поднимаю глаз, сам ненадолго задумавшись. О том, что спустя столько времени приятно поговорить хоть с кем-то. О том, что все еще голоден.
— Знаешь что, мелкий? — Джей наклоняется вперед, подгибает под себя колени и укладывает на них руки. — Раз уж мы с тобой оказались здесь вдвоем и наконец заговорили, скажи: ты никогда не думал сбежать отсюда?
Я недоуменно встречаюсь с ним взглядом.
— Я вот думал. Множество раз прикидывал, как покину это место, но потом вспоминал о других детях, о тебе в частности. Я стану свободным только через два года, но время здесь тянется, как чертова улитка. Для тебя – и того дольше, поэтому… что думаешь?