— В поряде? — интересуется Джей, когда мы отходим на достаточное расстояние.
— Это было лишним.
— Эти остолопы не оставили бы тебя в покое, сколько не игнорируй. Когда сам проходишь через унижение, начинаешь осознавать, какой может быть расплата. Да ладно, не надо так на меня смотреть.
— Как?
— Осуждающе. Простого «спасибо» было бы вполне достаточно.
Я вздыхаю.
— Спасибо.
— Звучит все еще осуждающе, но сойдет, — Джей усмехается. — Лицо у тебя, конечно, реально паршиво выглядит. Про видок даже ничего говорить не буду. Тебе бы переодеться.
Я кидаю на него недовольный взгляд. Будто я сам не знаю, что я весь мокрый и от меня наверняка несет хуже, чем от Эдвина. Впрочем, это лучше, чем целовать чужую обувь, а потом обделать себя и одного из своих дружков.
— Мило, что ты заметил, капитан очевидность.
Джей одаривает меня улыбкой, что теряется в одном из уголков губ.
— Но сначала поправим боевой окрас. — Он решительно хватает меня за руку. — Не могу смотреть на тебя без слез, а мне противопоказано плакать, я ведь все-таки имею какой-никакой авторитет.
— Ну да, здоровяк в слезах – ужасное зрелище.
— Я тебя не слушаю, мелкий.
Мы оказываемся в одном из холлов поместья, что ведет в библиотеку. На все мои попытки хоть как-то отделаться от Джея он никак не реагирует. Толкает дверь, сажает меня за одну из скамей, что в три ряда расставлены возле парт, и ненадолго исчезает.
Из огромных окон, что виднеются по левую сторону от входа, открывается заснеженный двор. Детская площадка полностью окутана белым лоскутом; ветер разносит снежинки по округе и не походит на ту пургу, что начиналась утром.
Ситуация с Эдвином всплывает в памяти, словно фильм, который я просматриваю как зритель. Кончики пальцев все еще немного подрагивают, дыхание успело прийти в норму, зато вот гомон сердца – ничуть. Для пущего эффекта, чтобы убедиться, что все это – реально, я щипаю себя за руку. Кожу неприятно стягивает импульс боли.
— На, — Джей протягивает мне толстовку, футболку и, судя по всему, спортивки, что явно принадлежат ему, когда возвращается обратно. Я нерешительно поглядываю на вытянутую руку и возвращаю взгляд на его лицо. — Что?
— Считаешь, что у нас один размер, Халк Хоган[1]?
— Когда предлагают, надо брать. Или мы не проходили этот этап, мелкий?
— Ты про тот подкуп шоколадкой в обмен на разговор? Я сдался первый раз, в этот раз я ничего у тебя не возьму. Хотя бы потому, что в этом, — указываю на вещи, — я утону.
— И что? Половина пацанов здесь гоняет в одежде, которая больше их самих в несколько раз.
Я закатываю глаза.
— Это не дело вкуса. Речь о том, что они реально большие.
— Не наденешь сам, это сделаю я.
— Я по-прежнему мокрый и от меня воняет.
— Переживу. — Джей бросает вещи на парту, а после подходит ближе, укладывая туда же заживляющую мазь, пластырь и новые бинты. — Мне выйти? Отвернуться? Помочь?
— Помолчать. Но я не уверен, что ты это умеешь.
Он смеется. Я принимаюсь стягивать с себя мокрые вещи и чувствую себя… странно. Не понимаю, почему он такой добрый, как и не понимаю, почему мне это нравится.
Уже в который раз этот парень вызывает неоднозначные чувства на свой счет. Казалось бы, я просто мелкий одиннадцатилетний пацан, который не имеет к нему никакого отношения. Зачем ему помогать мне? Зачем проявлять такого рода внимание? Я допускаю мысль, что раз у него был младший брат, значит, забота о младших у него крови, однако… прежде я не замечал, чтобы он делал подобное с другими детьми. А, может, не хотел замечать. Теперь не разберешь.
Джей на меня не смотрит. Усаживается на скамью, раскладывает принесенный с собой арсенал для обратки и ждет, пока я закончу.
— Давно они тебя терроризируют? — задает вопрос он, когда я приземляюсь напротив. Поправляет толстовку, что на мне, закатывает на ней рукава и поднимает глаза на мое лицо, немного склонив голову вбок.
Я пожимаю плечами.
— Не помню. Разве это важно?
— Ну, может немного для того, чтобы ты начал делиться хоть чем-то.
Джей осторожно наносит мазь мне на щеку.