Из носа тонкой струйкой течет что-то неприятное.
Еще соплей не хватает для полного счастья! — раздраженно шиплю про себя в мыслях и пальцами смахиваю жидкость. Вот только вместо воды на подушечках красуются алые капли крови, и я виню себя за излишнюю страсть к кофе, потому что это все наверняка давление. А, может, тело явно дает понять, что не выдерживает точно также, как порядком подусталый всеми этими событиями мозг.
— Её энергия, — неожиданно произносит старик. Фигура за стойкой выпрямляется. — Присмотритесь.
Следом слышится топот. Прежде чем я успеваю поднять голову, взгляд цепляется за маленькие черные туфли, надетые на шаманке. Представшая передо мной девочка сужает глаза, словно вглядывается в мелкий кусок текста, что никак не может прочесть.
— Ладно, засчитано, — бурчит она и поворачивается ко мне спиной. — Садись за стол. Гувон, принеси гостье ватку, а то она нам тут все кровью запачкает, тебе же потом мыть.
Старик, кивнув, скрывается за дверью. Я же, прикрывая рукой нос, следую за девочкой. Она выглядит не больше, чем ребенок лет десяти не только на вид, но и ростом. Длинное одеяние не прикрывает худых ног, укутанных в белые колготки, на голове красуются короткие волосы, подстриженные под мальчика, сама девочка некрупного телосложения. Я начинаю сомневаться: действительно ли передо мной шаманка? Даже её попытки очистить стол от лишних свечей, что уже догорели, выглядят немного смешно — детские руки кое-как дотягиваются до подсвечников.
Она быстро забирается на стул с ногами и красноречиво указывает мне на место напротив. Я с легкой долей скептицизма приземляюсь на стул, запрокинув голову назад, и прикрываю на секунду глаза. В этот же момент старик наконец выходит из своего укрытия, быстрым шагом преодолевает небольшое расстояние между нами и протягивает мне ватку.
— Рабочие четки, Гувон, — требовательно говорит шаманка. Старик, потянувшись к стеллажу, начинает поиски. — Мда, дамочка, дела у тебя и правда не очень. И как ты еще держишься?
Сама удивляюсь, — фыркаю про себя я.
— Неужто опять Лип? — интересуется девочка, но не у меня, а скорее задав вопрос в пустоту. Старик протягивает ей четки. — Спасатель пропащих, ей-богу. Как ты вообще нас нашла?
— Эм, вбила адрес в интернете? — непонимающе протягиваю я. Шаманка делает недовольное лицо. Детские черты комично искажаются; темнота радужек на миг становятся ярче — Гувон зажег свечу и поставил её в центр стола.
— Глупые рекламщики. Надо съезжать из этого захолустья.
— В этом месяце в минус, госпожа. Вряд ли получится, — проплетает старик.
Шаманка насупливается. Я не смею даже спрашивать о том, откуда она знает Липа, как и не решаюсь прерывать последующую тираду.
— Да уж, тяжко без своего храма. И когда это подобные нам прятались в подобных каморках? Это же просто смешно! Я и это захолустье. Давай руку, — неожиданно сменив тему, девочка сама потянется за моей ладонью, и сквозь кожный покров прокатывается волна тепла. Запах воска становится ярче, к нему же подключаются благовония. Шаманка прикрывает глаза и старается сосредоточиться. — Как интересно.
— Что именно? — тихонько интересуюсь я. Девочка зло шикает.
— Пока я работаю не разговаривай, сбиваешь. Отвечай только тогда, когда я задам вопрос. И, Святые, прошу, старайся не думать о лишнем. Мне совсем неинтересно копаться в твоем грязном белье.
Холод, несмотря на то что в помещение жарковато, неприятно царапает коготками спину. Головокружение усиливается; тошнота вновь подступает к горлу, прямо как утром, и я едва сдерживаюсь от неприятного позыва. Как же плохо.
Тишина рябит. Слышится лишь треск дрожащего в помещении огня. В закрытом пространстве ни намека на ветер, но я отчего-то чувствую, как тот с легкостью гуляет под одеждой, задевая позвонки. Тело слегка потрясывает, жар, приливающий к лицу, сменяется очередным содроганием и холодом. Комната перед глазами медленно начинает кружиться в необъятном танце из огней и темноты.