Упорно пытаюсь бороться с возможностью не потерять сознание, но гуляющая под веками тьма расползается внутри, подобно дыму от благовоний.
Это нехорошо. Совсем нехорошо.
— Давно так ощущаешь себя? — голос шаманки отдается словно через туго набитую пухом подушку.
Сил, чтобы кивнуть остается не так уж и немного, но я все же качаю головой. И только потом понимаю, что девочка вряд ли увидела — глаза её по-прежнему закрыты. Приходится прошептать тихое «да» и тут же испугаться — мой голос, точнее, его слабое подобие, слегка охрип и похож на писк.
— Немудрено: ты на грани. Гувон, зажги полынь. Дамочка явно теряет связь с реальностью.
Щелчок. Запах трав слабой нотой проникает в нос, смешиваясь с воском. Выдох выходит рваным; я прикусываю со всей силы губу, пытаясь таким образом не отключаться. Упорная борьба сознания за реальность с треском проигрывается, так как тьма, сгущаясь, погружает комнату в водоворот из редких росчерков света, запахов и темных кругов, что мелькают под глазницами как огни гирлянды. Мне по-прежнему сложно дышать.
Сердце, обеспокоенно забившись меж грудной клеткой, впечатывается в грудь болезненным и неприятным толчком. Кровь пульсирует в висках эхом и превращается в монотонное биение кувалды.
— Не отключайся, — командует шаманка, но вряд ли я могу последовать её приказу: беспрепятственное нечто сладкой негой заволакивает сознание. Это похоже на безумное желание заснуть при морозе в минус сорок, чтобы ощутить желаемое тепло. Тянущийся к этому мозг, пресекая все попытки шаманки не дать мне отключиться, заставляет лишь на секунду прикрыть глаза.
И я проваливаюсь — в пустое, безграничное, сладкое марево, которое теплым одеяло накрывает уставшее от всего тело и сознание. Тяжесть наконец уходит.
За ней же уходит и свет, который виднелся сквозь мутную дымку приоткрытых через силу глаз. Мир, погрузившись в тишину, затихает беспросветно и окончательно.
3 глава.
Слепит. Солнце светит, как проклятое, заставляя щуриться и прикрывать глаза. Долго и упорно вглядываюсь в рыжий диск, теряясь в ощущении жара и острого запаха ила, которым веет от распластавшегося в роще болота, а затем оглядываюсь. Совершенно незнакомое мне место. С удивлением отмечаю, что даже ладонь на порядок больше собственной: засохшие и шершавые на ощупь мозоли, едва видимые нити ран, оставленных будто бы котом, глубокий шрам на тыльной стороне. Длинные пальцы и явно мальчишеские ногти, под которыми даже нет грязи — подстриженны едва под корень.
Отнимаю вторую руку ото лба и упираю взгляд в сторону — слева лежит велосипед со слетевшей цепью, возле него — раскиданные из корзины, что крепится впереди руля, яблоки. Колено стреляет неприятным тянущимся по всей ноге ощущением. Перепачканное в траве, с комочками грязи и полосой из крови. Судя по всему я — или кто? — упала.
Ветер шумит меж деревьями. Покачивающиеся ветви заставляют лучи скакать по лицу и телу. Руки упираются в мягкую траву, чтобы подняться на ноги. Двигаться сложно, колено все еще продолжает неприятно ныть и потягивать. Я испускаю вздох.
— Ты безнадежен, — раздается позади.
Я оборачиваюсь. Мальчик, которому на вид не больше пятнадцати, качает головой. Короткие каштановые волосы отливают золотом. Несимметричные черты, нос картошкой и маленькие глаза — ничего примечательного, обычный мальчишка, который вряд ли бы отпечатался в памяти, если бы мы не были знакомы. Но я и правда его не знаю, в отличие от того, чьими глазами продолжаю наблюдать за происходящим.
Уголки наших губ дрожат в усмешке, и я принимаюсь оттряхивать джинсовые шорты в районе ягодиц.
— Конец твоей цепи.
— Да не бузи, я её тысячу раз к жизни возвращал, — проговариваю я. Чужой голос кажется чудовищно знакомым, но я никак не могу вспомнить, откуда именно его знаю.
Руки тянутся к велосипеду и, подняв тот за руль, ставят его на подножку. Фигура другого мальчишки подступает еще ближе. Я опускаюсь на корточки, и чужая тень падает на лицо. Мальчик ничего не говорит — только качает головой и принимается собирать яблоки в пакет, который тоже вылетел из корзины.
— Вальтер уже, наверное, свентил обратно, — бросив фрукт внутрь бурчит он. — Вот я так и знал, что зря согласился съездить с тобой в чужие сады. Нет, ну правда, сдалось тебе эти яблоки красть?