Пальцы неуверенно цепляются за протянутую бумажку. Надпись «Мемориальная площадка принцессы Дианы Уэльской» словно насмехается надо мной вместе со стоящим напротив чудиком.
— Я буду там завтра, около трех дня, прямо напротив кораблика. Звучит, будто я зову тебя на свидание. Так волнительно.
Я невольно мну клочок, а затем зло сую его в карман куртки. Мой испепеляющий взгляд незнакомец предпочитает игнорировать.
— Зачем все это? — сокрушаюсь я, отчаянно пытаясь не задохнуться от нахлынувшего раздражения. Я уже чувствовала сегодня нечто подобное, различие лишь в том, что теперь напротив стоит не Роб, которого действительно можно было треснуть. Передо мной в буквальном смысле возвышается длинная черная фигура, которая совершенно не вызывает доверия и чувства безопасности. — Ты действительно думаешь, что я приду? Настолько глупой я кажусь?
— Не глупой. Очень даже привлекательной, встреться мы при других обстоятельствах…
— В тебе ни капли серьезности.
— Так скучно жить. Доля юмора не бывает лишней, особенно в моментах, когда жизнь неплохо встряхивает за плечи. Ты можешь не приходить, ведь мои слова и даже этот клочок бумаги тебя ни к чему не обязывают.
— Но?
— Но если тебе и правда интересно, ну или ты хотя бы немного веришь в то, что произошедшее — реальность, то я буду ждать. В конце концов, кто знает, может, это судьба.
— Это просто смешно! Серьезно, ты ведь прикалываешься надо мной?
— Конечно. Просто забыл красный нос и клоунский парик дома. Завтра, если все же придешь, обязательно наряжусь в соответствующий костюм.
— Да с чего ты вообще взял, что я приду?
Парнишка оборачивается и обнажает улыбку.
— Не знаю. Спишем это на мою чуткую интуицию. Или дар провидца — называй, как хочешь.
— С твоим даром проблемы, чудик. Как и с тобой, потому что знай — я не приду.
— Вот и увидим.
Чудик в плаще взмахивает рукой на прощение, даже не оборачиваясь. Я провожаю его взглядом до тех пор, пока он совсем не исчезает в тени. Прохладный ветер, гуляющий по улице, мажет по щекам и вновь возвращает к реальности — нужно успеть хотя бы на автобус.
Я невольно ловлю себя на мысли, что все это просто нелепо. Мы ведь не в дурацком фильме о паранормальном! Это реальная жизнь с ворохом проблем, моральных тягот, с её горчащими реалиями вопреки радужных ожиданий. И пусть я уже подуспокоилась, внутри все равно продолжает сотрясать страх, походящий на ядовитую змею, что ползет под кожным покровом. Воспоминания о произошедшем никак не хотят выходить из головы. Я стою здесь, по ощущениям, целую вечность, прежде чем все же двинуться в противоположную сторону к выходу. И мыслями — раз за разом — возвращаюсь к мертвой женщине, которую придерживало двое крепких мужчин.
Просто… безумие.
2 глава.
Темнота под веками клубится вместе с проникающим из окна светом. Темнота мешает сон и явь; дышится тяжело и удушливо, словно я задыхаюсь — легкие с силой выталкивают воздух наружу. Мелькающие и мутные образы кружатся вокруг, походя на вихрь, и грудь начинает саднить. Ни вдохнуть нормально, ни выдохнуть. Резко распахиваю глаза, уперевшись испуганным взглядом в потолок, и рука замирает возле грудной клетки, с силой сжав одеяло. Играющие наверху солнечные отсветы расплываются по слегка пожелтевшей побелке.
Невесомо ощупываю влажный лоб — испарина облепляет тело, будто вторая кожа. Одеяло спешно летит в сторону, и проникающие сквозь окно потоки свежего ветра тут же мажут по разгоряченной коже. Голова ватная и тяжелая — оторвать её от подушки дается труднее, чем думалось. Взгляд все еще мутный и размытый: мебель двоится, черные пятна вальсируют перед зрачком в резком и неприятном танце.
В горле сухо. Я тянусь к краю тумбочки за стаканом, но тот выскальзывает из-под пальцев и комично летит на пол, приземляясь на ковер и выливает содержимое на ворс. Удрученно вздыхаю. Чертово невезение.
Часы, висящие напротив, отчитывают десять часов утра. Оживший мобильный расходится по ровной поверхности тумбочки клокочущей вибрацией. Я морщусь и с раздражением хватаю телефон, намереваясь включить режим полета, но останавливаюсь.
И когда это бабушка в последний раз звонила мне сама?
— Да, — хрипло шепчу в трубку и упираю свободную ладонь в матрас. Тело такое же ватное, как и голова: едва получается сесть, сдерживая рвущийся откуда-то из горла болезненный стон. Почему так паршиво?