По ту сторону динамиков раздается недовольный вздох.
— Ты еще спишь? — скрипучим голосом интересуется бабушка. Тон её отдает легким холодком, и я на секунду жалею, что все же приняла вызов.
— У меня выходной. Имею право.
— Не дерзи старшим, — укоризненно тянет она. — В твоем возрасте в такое время уже нужно быть на ногах.
Только нравоучений с утра пораньше не хватало, — думаю про себя я, кое-как поднявшись на ноги.
В глазах резко темнеет; комната начинает кружиться подобно колесу обозрения, и я чуть не теряю равновесие, успевая рукой зацепиться за изголовье кровати. Холод комнаты кусает открытые участки тела.
Переступаю упавший стакан и едва сдерживаю ругательства — ворс влажный и неприятный на ощупь.
— Что-то случилось?
— Твой брат. Ты же знала, да? Этот паршивец опять взялся за старое!
— Откуда ты знаешь? — недоуменно интересуюсь я.
Плохое предчувствие подступает вместе с тошнотой, что обжигает пищевод и нещадно пытается вырваться наружу. Я сглатываю, но это не помогает: спазм сжимает горло, дрожь бесконтрольно бежит от загривка до конца позвонков. Новый глоток воздуха лишь неприятно проходится по трахеи и тянет за собой еще один спазм.
Тело совсем не слушается. Я кое-как вбегаю в ванную, больно ударившись об косяк плечом, и склоняюсь над унитазом, чувствуя, как горячая консистенция поднимается по горлу, а после окрашивает белоснежную поверхность туалета желтовато-мутной жидкостью.
— Сэм? — обеспокоенно зовет меня бабушка. Но я не отвечаю — лишь сплевываю следом, пытаясь избавиться от неприятного привкуса желчи. Палец вдавливается в кнопку слива. — Опять, небось, питаешься сплошным канцерогеном. С твоим-то желудком!
— Прошу, давай без этого, бабуль.
— Не внуки, а одно огорчение! — возмущается бабушка. Поток слов слышится будто бы через вату. Я прислоняю голову к холодному кафелю и прикрываю глаза, чтобы сконцентрироваться — дышать становится чуточку легче. — Этот засранец стащил мои деньги, Сэм, вот откуда я знаю!
— Ты снова пустила его к себе? Боже, неужели опыт прошлого тебя ничему не научил? — горько усмехаюсь я, представляя, что и в этот раз Дэнис обобрал её до нитки под предлогом того, что обязательно отдаст, как только сможет. До чего все это абсурдно и не вовремя. — Снова на те же грабли, ба.
— Я думала, что после клиники он действительно завязал!
— Конечно, а я получила аудиенцию с Королевой Елизаветой, и она подыскала мне годное местечко у себя во дворце.
— Сэм!
— Дэнису никогда нельзя верить. Все, что он говорит нужно делить на два, но ты этого не делаешь. Вместо этого только я плохая.
— Потому что это ты увезла его! Он смотрел на тебя!
— Я баловалась травкой в колледже, но никогда не переходила грань. Не я подсадила его, как и не я продолжаю жалеть его и давать деньги, думая, что он наконец станет в моих глазах таким, каким я себе его придумала. Давай закончим этот бессмысленный разговор. Все уже давно поняли, что я виновата во всех смертных грехах, незачем напоминать.
— Помоги ему, — просит бабушка и шумно выдыхает. Я усмехаюсь, едва ли сдерживаясь оттого, чтобы не рассмеяться, а после не расплакаться. — Он же все-таки твой брат.
— Я до сих пор выплачиваю деньги за его лечение, если ты еще не забыла. И я устала. Пускай его спасением займется кто-нибудь другой из нашей семьи. В конце концов, у тебя все еще есть сын, который по праву считается его отцом. Может хотя бы он попытается что-то придумать. Я умываю руки.
— Ему не до этого.
— Ему всю жизнь было не до этого, — голос начинает дрожать — от обиды, от понимания, что родителям просто все равно на наши проблемы. Глазницы, высушенные ярким светом, предательски щиплет. — А я не нанималась быть Дэнису нянькой до конца жизни. Пожалуйста, давай закончим этот разговор. Мы ни к чему не придем.
— Бессовестная! — бабушка переходит на грозный крик, и я закусываю внутреннюю часть щеки, отнимая телефон от уха.