Солнце, которого не было последние дни, ярко светит, заливая все вокруг теплым светом. Солнце в день похорон Солнца…
Сажусь в такси, чтобы поехать по адресу, присланному Ваней в сообщении вчера ночью. Сверяюсь еще раз с названием улицы, отпечатавшимся навсегда в памяти, но не успеваю убрать телефон обратно в карман: раздается звонок. Долго не отвечаю, видя незнакомый номер. Голос Гурченко всплывает из памяти, перебивая мелодию сотового.
— Алло, — произношу осторожно, не ожидая ничего приятного. Впрочем, так оно и есть.
— Привет, чокнутая. Понравился мой подарок? — узнаю голос Яны, и неожиданно стыд начинает разъедать изнутри. Каков бы не был ее поступок, я ее понимаю. Роль любовницы оказывается куда тяжелее, чем шизофренички. — Чего молчишь? Язык проглотила? Кто тебя просил лезть в чужие отношения? В дурдоме трахаться было не с кем? — лицо горит алой краской стыда, я накрываю мобильный второй ладонью, не давая звонкому женскому голосу выбраться за пределы заднего сидения. Водитель с любопытством поглядывает на меня через зеркало заднего вида, и я забиваюсь в угол так, чтобы не пересекаться с ним глазами. — Ты ему не нужна, понимаешь? Мне даже жаль тебя, дурочка. То, что вы пару раз переспали, еще ничего не значит. Не строй на него планов, ничего у тебя не выйдет. Знаешь, где он был вчера ночью? Со своей женой? Знаешь, чем мы занимались?
— Догадываюсь, — не желая развивать тему, отвечаю я, в чем-то согласная с Яниными словами. Все так и есть. Вот она, цена моего недолгого, хрупкого счастья.
Доронина еще кричит что-то, распаляясь от собственных же слов, но я отпускаю телефон ниже, не выключаюсь, и прижимаю его к груди. Туда, где сейчас больше всего болит. Яна делится своим страданием, завернутым в обличительные слова, и я принимаю часть его на себя. Глаза жжет сухим жаром, но слезы никак не соберутся.
Когда такси подъезжает к дому, где жила Солнце, в трубке уже ничего не слышно. Я аккуратно выключаю звук, убирая телефон в карман. В груди жжет огромная черная дыра, выросшая на месте обуглившегося сердца.
Я пытаюсь затеряться среди пришедших попрощаться с Лилей, страшась предстоящего зрелища. Мне хочется помнить ее живой, пусть с испуганными оленьими глазами, нервно грызущую ногти, когда Иволга рассказывает страшные истории, прозрачную, — но с бьющимся сердцем.
Когда выносят гроб, понимаю, что никакие силы не заставят меня подойти ближе, туда, где разрывая сердце криком, плачет ее мать. Темный платок скрывает такие же светлые волосы, как у дочери, широкие рукава платья напоминают вороньи крылья, хлопающие в отчаянье над телом своего ребенка.
Ее пытаются успокоить, отводя в сторону, давая попрощаться выстроившимся в очередь людям в черных одеждах.
Теряясь в конце процессии, я прихожу к выводу, что последние события ослабили мое внимание. Я позволила чувствам затмить все остальное. Так не может продолжаться дальше, нужно найти способ отыскать маньяка и вытрясти из шептунов правду. Может ли убийца быть здесь, в толпе? Я уверена, что это не совпадение, и личность Солнце не была для него тайной. Более того, он убил ее не по наитию, а согласно своему плану. Вот только являлось ли для него сюрпризом мое появление на кладбище или он ждал меня? Мог ли серийник следить? Я шла, влекомая голосами, за мной — полиция, а если еще и убийца — одновременно? Ведь кто-то вывел из игры Толика.
Парень с кладбища и маньяк — один и тот же человек или два разных? Мысленно я не делаю между ними разницы, но ведь он уверяет, что настоящий убийца куда ближе. Только кто он?
Думать об этом, когда впереди несут гроб с убитой по какой-то странной логике девочкой, едва оказавшейся на свободе и тут же лишившейся жизни, кощунство. Но разыскать преступника нужно, во что бы то ни стало.
«Не время», — шелестит одна из них, четвертая.
«Когда оно будет? Когда меня вот так же, как Лилю, понесут на кладбище?».
Она не отвечает. Надеюсь, мне уготован иной исход.
Я разглядываю толпу людей в черном, особенно внимательно — мужчин. Может ли он быть здесь? Наверняка, среди провожающих есть кто-то из полиции, задающийся такой же целью. Но в мою пользу есть весомый аргумент — я его видела. Видела, и осталось живой. Надолго ли?
Никого, кто смутно мог бы напоминать убийцу, нет.
Я оборачиваюсь назад, чтобы еще раз убедиться в своих мыслях, и застываю.
Сзади меня, в темной одежде, с хмурым взглядом медленно шагает Доронин.
Видя, что я заметила его, он делает шаг вперед, и хватает меня за локоть.