Мне хочется плакать, но слезы не идут. Вакуум, появившийся внутри живота, разрастается, засасывает эмоции, оставляя после себя плотную кожуру пустого человеческого тела. Я чувствую себя полой, выпотрошенной до конца.
С трудом отвожу глаза от чужого горя.
Сбоку видна знакомая фигура Толика. Ему так и не удалось поймать убийцу, загладить свою вину, но шанс еще остается. И инструментом в поисках маньяка по-прежнему остаюсь я. Вспоминая, как он обращался со мной всего час назад, решаю, что лучшим будет скрыться, пока очередная умная идея не посетила его голову.
Я иду к остановке, не заботясь о том, чтобы предупредить кого-то о своем уходе. Мокрая одежда липнет к коже, вызывая озноб; обувь, тяжелая от грязи, хлюпает водой, после того, как я несколько раз с размаху наступаю в лужу.
Куда бы я ни смотрела, на чем не останавливала свой взгляд, передо мной всегда одна и та же картина — подвешенная девушка и два сломанных брата у ее ног.
Всего одной жертвой убийце удается добраться сразу до двоих. «Как мне найти тебя, чудовище?» Сейчас я мечтаю лишь о том, чтобы остановить зверя, подбирающегося все ближе и ближе, не думая о собственной безопасности.
Холодная ярость наполняет изнутри, пробираясь в каждую клетку тела.
Я обязана сделать все, чтобы наказать его — наказать так, как он того достоин.
Подгоняемая этими чувствами, не замечаю, как добираюсь пешком до дома. В коридоре первым делом скидываю с себя всю одежду, забираюсь под горячий душ. Пар наполняет комнату, скрывая очертания предметов, и я подставляю затылок под струю, стараясь выбить образ мертвой Яны из начинающей болеть головы.
Черт, только мигрени еще не хватало. Сейчас мне нужна способность ясно соображать.
Забираюсь на подоконник в одном полотенце, затягиваясь сигаретой. Дико хочется оказаться рядом с Иваном, поддержать его, но понимаю, что это вызовет лишь раздражение. Меня терзает стыд, когда я переключаюсь на мысли о том, что у нас еще возможно совместное будущее.
— Как плохо быть влюбленной дурой, — вздыхаю, выкидывая окурок в форточку.
После долго сижу на полу в зале, гипнотизируя телефон. Позвонит ли хоть кто-нибудь? Вспомнит сегодня обо мне?
Я хочу и не хочу этого одновременно, но вынужденное бездействие не дает покоя. Оценивающе смотрю на погоду за окном, — с неба все еще льет, поэтому возвращаюсь в прежнюю позу и замираю.
Стоило бы уложить по полкам все последние события, начиная с того, как я вышла из больницы, но мысль разлетаются в разные стороны. Образы Ивана, Петра, Кирилла, Толика, Елены проскакивают галопом, не давая остановиться хотя бы на одном.
Набираю номер профайлера, не зная, о чем буду с ней говорить. Она отвечает тут же, будто только и ждет звонка:
— Это правда?
— Да, — отвечаю, даже не успев поздороваться.
— Ты не рядом с ним?
— Нет, Лена. Будет странно, если временная любовница придет поддерживать после смерти жены.
— Аня, кажется, ты не знаешь, — она шумно выдыхает, подбирая слова, — Яна подала на развод с ним. Они не сходились.
— Что? — не веря собственным ушам, переспрашиваю. Мне становится жарко, оттягиваю ворот футболки, чтобы снять давление с шеи. — Как?
— Это сейчас уже не важно. Я не знаю, какие планы у него были на тебя, и в другой ситуации я бы не полезла в ваши отношения, но… Не отворачивайся от Ивана. Пусть не сейчас, не сегодня, но когда он придет к тебе…
— Как к последнему средству утешения? — голос дрожит, но будет враньем не признаться хотя бы себе, что я приняла бы его в любом случае.
— Сейчас Антон приедет с работы, и мы поедем к Ване. А ты просто подумай о том, что теперь знаешь.
Разговор выбивает из колеи.
Я закрываю глаза, надавливая на веки подушечками больших пальцев, отказываясь думать. Каждый разговор, каждое событие будто кардинально меняют направление моего движения. Я только свыкаюсь с мыслью, что никому не нужна, и сразу рядом появляется столько новых людей. Стоит поверить, что я достойна любви, как тут же судьба поворачивается задом. А теперь, почти смирившись в невозможности этих отношений, я снова живу надеждой. Чтобы опять разочароваться?
Нарезаю круги по гостиной до двух часов ночи, кусая губы до крови. Шептуны без конца обсуждают, обсуждают, обсуждают события последних дней — до тошноты. Я уже не могу их слушать, но они не затыкаются, мешая соображать.