Меня растили и воспитывали наравне с его собственным сыном, который был весьма этим недоволен. Он считал, что я имею то, чего мне не положено по праву рождения, и ненавидел меня за это, никогда не скрывая своего отношения к отцовской воспитаннице. Тем не менее, подчиняясь требованию отца, он тоже молчал о моем происхождении.
Все вокруг считали меня бедной родственницей, бесприданницей, взятой в дом из милости, и даже близкие соседи не знали, что я несвободна. По манерам и воспитанию я ничем не отличалась от дворянок, поэтому никому в голову не приходило считать меня крепостной. Это были самые счастливые годы моей жизни, тем более – я влюбилась. Влюбилась в лучшего друга сына моего хозяина, представителя одной из самых знатных фамилий России, и мои чувства были взаимны.
Мой так называемый «брат» был страшно недоволен этим, но рассказать другу всю правду обо мне не мог, связанный словом, данным отцу. Он требовал от меня не подавать никаких надежд его другу, впрочем я, наивно веря в любовь между неравными, не хотела подчиняться.
Потом мой благодетель неожиданно скончался, и я осталась в полной власти его сына. Он вновь приказал мне отказаться от своей любви, я опять ответила отказом. Мне хотелось доказать ему, что крепостные тоже люди, способные на чувства, а не вещи, каковыми их видят хозяева. Моя строптивость разозлила его, сначала он грозил отправить меня убирать в свинарнике, а потом…
Голос Анны пресекся, она не могла произнести позорящие ее слова, как ни старалась.
- Он воспользовался своим правом хозяина и властью над Вами, - раздался за ее спиной голос графа.
- Да, - девушка опустила голову, – человек, которого я любила уехал, а слуги, будучи такими же подневольными, не могли вступиться за меня. К слову сказать, некоторые из них откровенно радовались моему бесчестью. Тогда мне казалось – большего позора не существует, да видимо, ненавидящему меня человеку этого оказалось мало, и когда его друг вернулся, он рассказал ему обо всем, назвав меня своей «крепостной любовницей». Мне довелось присутствовать при этом, до сих пор не могу понять, как я не умерла со стыда в тот момент.
- И человек, любивший Вас, как утверждал, не вступился за Вашу честь? – в голосе графа, всегда мягком, на сей раз лязгнула сталь.
Анна покачала головой:
- Я не знаю, не знаю, поскольку сразу ушла из дома. Не сбежала – именно ушла, просто не могла больше там оставаться. Мне хотелось только одного – умереть свободной. Я всю жизнь прожила с клеймом крепостной, ту жизнь, которая теперь для меня не имела смысла. Моим единственным желанием было обрести покой и свободу, дарованную не волей хозяина, а смертью. Не помню, куда я шла, шла до тех пор, пока не потеряла сознание.