«Врачел, ты говорил, это врач-человек? Он вообще придет? Как я понял, твое сердце даже у вас вылечить пока не могут, так что Медея эта, похоже, нам просто помереть не дает, а не лечит».
«Не знаю, – неохотно ответил Тимур. – Ну да, Медея сердце не вылечит, но что-то у меня сейчас вообще как-то не так внутри… Надо врачела, реального медуна ждать, пусть расскажет».
Ждать пришлось недолго. Послышались легкие шуршащие шаги, и рядом с Тимоном-Тимуром возникла симпатичная девчонка – лет двадцати на взгляд Тимофея – с ярко-желтыми короткими волосами и в точно такого же цвета блестящем комбинезоне.
Тимур мысленно фыркнул:
«Какая она тебе девчонка? На медунов знаешь сколько учатся? Ей не меньше тридцатника, а то и все пятьдесят. Хотя нет, медуницы обычно себе для солидности…»
Договорить он не успел, девчонка… ладно, пусть будет девушка… заговорила тоже. Только, разумеется, вслух:
– Тимур Шосин! Меня зовут Осень Славина, я кардиомед третьего счета. Приветствую тебя в нашей клинике и поздравляю с перенесенной операцией.
«Что?! – захотелось выкрикнуть Тимону. – С какой операцией?!» Но оказалось, что говорить вслух он тоже не мог – губы и голосовые связки не подчинялись ему, как и все остальное. Но вместо него с этим прекрасно справился Тимур:
– Что?! С какой операцией?!
– У тебя остановилось сердце, – широко улыбнулась желтая Осень. – Чтобы не лезть в медицинские дебри, скажу простым языком: оно сломалось. Его было уже не вернуть в рабочее состояние. Поэтому я поздравляю тебя с новым сердцем! Теперь ему не страшны никакие нагрузки.
– Но мой отец… – Тимур заткнулся, и Тимон «услышал», как тот безжалостно материт себя за то, что чуть не проговорился.
– Твой отец давно погиб, – удивленно посмотрела на него медуница.
– Да, но… он был бы против. Он не любил всяких вот этих замен живого на искусственное. И в память о нем я не хотел…
– Если бы мы не поставили тебе это сердце, не было бы вообще никакой памяти. Ты бы умер. Ты и так умер, провел в состоянии клинической смерти больше, чем… Впрочем, все обошлось. Ты снова жив, ты в здравом уме, ты можешь не думать о своем сердце. Оно надежно настолько, что с ним тебе можно все!
Тимофей «услышал», как забегали мысли Тимура:
«Ага! Я был мертвым дольше, чем можно! Мозг не получал кислород… Вот что такое этот Тимон – последствие клинической смерти! Нужно сказать ей о голосе в моей башке!.. Нет… Шакс! Нельзя говорить! Меня исключат из училища!.. О-па… А с железякой вместо сердца не исключат?..»
Тимон был тоже обескуражен услышанным, поэтому даже не успел вмешаться во «внутренний монолог» Тимура. Тем более тот уже вновь говорил с Осенью:
– Значит, с этим сердцем нет никаких ограничений?
– Представь себе! – Улыбка желтой медуницы стала еще шире. Зубов, как показалось Тимону, было у нее штук сорок – и все сверкали идеальной белизной.
– То есть, я могу продолжить учебу в космолетном?..
Улыбку с лица Осени будто унесло ветром. Осенним.
– Видишь ли… – сказала она. – Одно небольшое ограничение у этого сердца все-таки есть. Оно не выносит сильного холода.
– В космос летают не в холодильниках!
– Да. Но сам космос… Насколько мне известно, температура там близка к абсолютному нулю.
– Я же не собираюсь гулять по космосу без скафандра! – нервно рассмеялся Тимур. – А если вдруг соберусь, меня никакое сердце не спасет.
– Решение в любом случае принимаю не я, – с новой, уже не столь широкой улыбкой развела руками медуница. – Но данные об операции в училище видели. И… минутку… Можешь подключить ид-чип.
Осень махнула рукой на одну из полупрозрачных стен, а Тимур сделал какое-то мысленное усилие – Тимофей не смог уловить его суть, – и на стене проступили символы, напоминающие иконки компьютерного рабочего стола. Затем стали очень быстро мелькать подобия окон операционной системы, пока не осталось одно, увеличившееся на полстены. Там, помимо незнакомых Тимону символов и неких таблиц имелся и небольшой по объему текст. Глазами тоже управлял Тимур, так что Тимофей успел выхватить лишь пару фраз. Но и этого было достаточно, чтобы все понять: «…по медицинским показаниям… исключить из списка курсантов…».
«Шакс!» – подумал Тимур.
«Звездец!» – согласился Тимон.
Сердце у них хоть и было теперь искусственным, по-прежнему оставалось больным.
Проблема с исключением из училища вылилась сразу в несколько новых, главными из которых были деньги и жилье. Космолетное училище было, выражаясь знакомыми Тимону понятиями, не коммерческим, во время учебы там курсантам платили что-то вроде стипендии, вдобавок их обеспечивали бесплатным жильем, обмундированием, питанием… Официально это называлось «материальным содержанием», сокращенно «ма-со», но курсанты, конечно же, преобразовали название в «мясо». Так вот, «мяса» Тимур, разумеется, тоже лишался. Правда, лечение ему оплатили и даже оставили на довольствии еще на неделю после выписки – для полного восстановления и поисков новых источников к существованию. Тимон был приятно удивлен такому благородству. А вот Тимур, для которого такие порядки были привычными, мысленно негодовал и ругался так долго, что это в конце концов достало Тимофея: