— Звучит многовато, — сказала Сальваторе, снова взглянув на Шаттак, и в ее тихом голосе послышалась тревога, но Шаттак только покачал головой.
— На пересеченной местности, где они могли бы подкрасться к нему незаметно, они могли бы причинить ему вред — возможно, даже вывести из строя. Но только если он не знает, что они там... и не нападает сам. Кроме того, это все пилотируемые транспортные средства. У них может не быть ветеранов с боевым опытом в команде, в то время как Шива вот... — он указал на покрытого боевыми шрамами гиганта, и Сальваторе кивнула.
— Неа, — продолжал маршал, — если у этих щенков есть хоть капля здравого смысла, они возьмут ноги в руки, как только увидят, что на них надвигается Шива.
— Они не смогут, маршал, — вставил Джексон, и Шаттак с Сальваторе почти в унисон повернули к нему головы. — Их корабли слишком изношены. Они были способны только долететь сюда.
— Вы уверены в этом? — спросил Шаттак.
— Шива уверен, — ответил Джексон. — Он получил данные с их собственных компьютеров.
— Черт, — очень, очень тихо произнес Шаттак, и настала очередь Джексона удивленно повернуть голову. Маршал смотрел на луны несколько бесконечных секунд, а затем, наконец, вздохнул.
— Это очень плохо, Джексон, — сказал он. — Потому что, если они не захотят — или не смогут — убежать, мы можем сделать с ними только одно.
Мои аудиодатчики передают мне разговор между главным маршалом Шаттаком и моим командиром, а вместе с ним и еще одно эхо прошлого. Я снова слышу, как полковник Мандрелл, командир Восемьдесят второго полка, объявляет приказ о начале операции “Рагнарек”. Я слышу боль в ее голосе, осознание того, к чему приведет Рагнарек, чего это будет стоить. Тогда я не понимал ее боли, но теперь я понимаю... И точно так же, как я слышу полковника Мандреллу в голосе главного маршала Шаттака, я слышу девятнадцатилетнего Диего Харигату в голосе моего нового командира. Я слышу уверенность молодого невежества, ощущение собственного бессмертия. Я слышу того Диего, который когда–то верил — как и я — в честь полка и благородство нашей цели как защитников человечества. И я помню сурового, ненавидящего воина, который ликовал вместе со мной, когда мы убивали перепуганных мирных жителей, и я уже не тот Шива, которым был в конце, а тот, кем я был в начале, проклятый, с воспоминаниями о конце Диего и моем собственном.
Я слушаю, и боль скручивает меня изнутри, потому что я знаю — о, как хорошо я это знаю! — как все закончится.
— Ты хочешь сказать, что хочешь просто убить их всех? — с беспокойством спросил Рори Деверо. — Вот так просто? Никаких переговоров, даже без предложения отпустить их?
— Я не говорил, что мне это нравится, Рори, — мрачно сказал Аллен Шаттак. — Я только сказал, что у нас нет выбора.
— Конечно, у нас есть выбор! Ради бога, у нас есть Боло! Они были бы сумасшедшими, если бы пошли против такой огневой мощи — ты сам так сказал!
— Конечно, именно так, — согласился Шаттак, — но можем ли мы быть уверены, что они не сумасшедшие? Посмотри на это, Рори. Самое первое, что они сделали, это отправили оснащенные ядерными боеголовками шаттлы на ближайшее поселение — твое, кстати! — а Шива сказал, что у них осталось по меньшей мере десять Кестрелов. А он может находиться только в одном месте одновременно. Если они выяснят, где находится это самое место, и сделают все правильно, они смогут уничтожить две трети наших поселений, а может, и больше, одним ударом. Он может остановить любого, кто окажется в пределах его досягаемости, но он не может остановить тех, кто будет далеко, а, насколько нам известно, мы — все, что осталось от всей человеческой расы! — Маршал уставился на старшего Деверо, разъяренный не столько Рори, сколько жестокой логикой собственных аргументов. — Мы не можем рисковать, Рори, а Шива говорит, что они не смогут уйти, даже если бы мы им приказали. — Пожилой мужчина отвернулся, скривив губы. — Получается они или мы, Рори, — сказал он более спокойно. — Они или мы.
— Ваша честь? — Рори обратился к мэру Сальваторе, но его собственный голос звучал тише, он уже смирился, и она покачала головой.