— Я линейное подразделение Один-Ноль-Девять-Семь-SHV, — ответил Шива на безупречном мельконианском.
— Вы и есть тот самый Боло? — даже Джексону показалось, что Тарск настроен скептически. — Я так не думаю. Я думаю, что это человеческая уловка.
— Я - Боло, — подтвердил Шива, — и у меня нет необходимости прибегать к ”уловкам“, коммандер Тарск-на-Маракан. Я позволил вашим беспилотникам наблюдать за мной в течение сорока двух целых и шестидесяти шести сотых стандартных минут. За это время они, несомненно, предоставили вам достаточно информации о моих возможностях, чтобы продемонстрировать, что вы и все ваши силы в моей власти. Я могу уничтожить вас в любой момент, когда пожелаю, Коммандер, и мы оба это знаем.
— Тогда почему ты этого не делаешь, будь ты проклят?! — внезапно закричал Тарск, его голос был хриплым и уродливым от отчаяния, вызванного его многолетней борьбой за спасение его народа.
— Потому что я не хочу, — тихо ответил Шива, — и потому что мой Коммандер разрешил мне этого не делать.
Ответом было ошеломленное молчание. Оно длилось бесконечно, выражая бессловесное недоверие, которое продолжалось, и продолжалось, и продолжалось, пока, наконец, Тарск не заговорил снова.
— Разрешил... не уничтожать нас? — прошептал он.
— Утвердительно, — ответил Шива.
— Но... — Тарск прочистил горло. — Боло, мы не сможем улететь, — сказал он с некоторой мрачной гордостью. — Я не буду скрывать этого от тебя. Ты хочешь, чтобы я поверил, что твой командир действительно позволит нам жить на одной планете с его собственным народом?
— Он так и сделал.
— Тогда он, должно быть, сумасшедший, — просто сказал Тарск. — После всего, что мы сделали друг другу, после всех смертей и разорения.... Нет, Боло. Риск слишком велик, чтобы он согласился.
— Для него нет никакого риска, — решительно заявил Шива. — Я не хочу уничтожать тебя, но у меня есть возможность и воля сделать это при необходимости. И никогда не забывайте, коммандер Тарск-на-Маракан, что моей главной задачей является защита человеческой расы и ее союзников.
— Тогда что вы нам предлагаете? — голос Тарска звучал озадаченно, и Джексон затаил дыхание, когда Шива ответил.
— Ничего, кроме твоей жизни... и жизней твоих людей, — тихо сказал Боло. — В этом мире людей в четыре раза больше, чем мельконианцев. Они построили фермы, города и стойбища, а у вас ничего этого нет. Вам потребуются все ваши ресурсы и усилия, чтобы просто выжить, и не останется ничего, чтобы атаковать людей, которые уже здесь, но они оставят вас в покое, пока вы оставите их в покое. И если вы не оставите их в покое, тогда, Коммандер, я уничтожу вас.
— Вы хотите сделать нас их рабами? — спросил Тарск.
— Нет, Коммандер. Я сделаю вас их соседями. — Мельконианин издал звук, полный презрительного недоверия, и Шива спокойно продолжил. — Как ты знаешь, вы - единственные мельконианцы, оставшиеся в галактике, а люди в этом мире - единственные выжившие люди. Оставьте их в покое. Научитесь жить с ними, и мой Коммандер сделает меня хранителем мира между вами, не между рабами или хозяевами, а просто как между людьми.
— Но... — начал Тарск, но Шива оборвал его.
— У людей есть учение: всему свое время, Тарск-на-Маракан, и сейчас самое время положить конец убийствам, время для твоей расы и той, которая создала меня чтобы выжить. Мы убили более чем достаточно, ваш народ и я, и я устал от этого. Позвольте мне стать последним воином в Последней войне... и пусть эта война закончится здесь.
Эпилог
В Последней войне Конкордат Человечества и Мельконианская Империя исчезли в огне и смерти. Свет цивилизации погас по всему рукаву галактики, и шрамы той войны — планеты, на которых по сей день нет жизни, — являются мрачным и ужасным напоминанием о тех неописуемых вещах, которые две высокоразвитые культуры сотворили друг с другом из страха, ненависти... и глупости.
Но расу, путешествующую по звездам, трудно истребить. То тут, то там еще оставались очаги жизни, какие-то люди, какие-то мельконианцы, выжившие прокладывали себе путь сквозь Долгую Ночь. Они снова стали фермерами, иногда даже охотниками-собирателями, отказались от звезд, которые когда-то были их игрушками, но никогда не забывали о них. И постепенно, очень медленно, они научились снова тянуться к небесам.