- Во имя всех святых! Ты все-таки решил вернуться, чудовище? Уж не угрызения ли совести тебя сюда привели? Подумать только, я порчу себе кровь, истекаю слезами, а ты и минуты не нашел, чтобы меня предупредить! Ну, признавайся, ты ездил к женщине? Я гроблю на тебя свою молодость, и вот как ты со мной обращаешься?! И что только Господь Бог дал тебе вместо сердца, мерзавец ты этакий!
По окружившей их толпе пробежал одобрительный шепот. Да, у этой девушки есть и класс, и темперамент, но никакой вульгарности! Итальянцы - величайшие мастера во всем, что касается криков, приступов отчаяния, проклятий и упреков и в то же время истинные ценители подобных эмоциональных всплесков, несравненные их знатоки. Зрители в первом ряду сочувственно кивали. Что до Субрэя, то он испытывал легкое головокружение и мучительно пытался отогнать дурной сон. Лихорадочно роясь в памяти, Жак вспоминал, видел ли он когда-нибудь эту женщину. О да, конечно, он очень многим клялся в вечной любви, но этой, невзирая на все свои старания, честное слово, припомнить никак не мог... А незнакомка тут же воспользовалась молчанием француза.
- И даже то, что наша малютка, которую ты бросил, умирает с голоду, нисколько тебя не трогает, да? Слышал бы ты, как она зовет своего папу, наша маленькая Пия...
Узнав, что он неведомо для себя стал еще и отцом, Субрэй на мгновение остолбенел. Толпа немедленно встала на сторону обиженной. Женщины выражали сочувствие брошенной матери причитаниями, а мужчины громко рассуждали о том, какие отъявленные негодяи встречаются порой в этой юдоли скорби. Какая-то девушка во всеуслышание заявила, что, случись такое с ней самой, она бы прикончила того, кто обманул ее доверие, и скорее дважды, чем один раз. Ее горячо поддержали. Тем временем незнакомка, вцепившись в Жака, продолжала кричать, но теперь в ее голосе слышались рыдания, а по щекам текли слезы.
- Скажи, мой Джакомо... неужели ты меня больше не любишь? Ты навсегда оставил свою Ренату?
На сей раз она явно переборщила, и Субрэй понял, что все это - часть хорошо продуманного плана. Впрочем, смысл происходящего от него пока ускользал. Вновь обретя хладнокровие и хорошее настроение, Жак решил сделать вид, будто поддерживает игру.
- Прости меня, Рената... Это угрызения совести заставили меня вернуться к тебе... Каким безумием было тебя покинуть!.. Оставить тебя и нашу Пию... Я пришел просить прощения... Если ты меня оттолкнешь, я возьму такси, попрошу отвезти меня к Рено и брошусь в реку!
Шепоток понимания снова пробежал по толпе. Да, вот что значит хорошо говорить! Несколько женщин заплакали - они уже ясно видели, как несчастный молодой человек тонет в волнах реки, а те, кто умирает от любви, на земле Данте и Петрарки немедленно возводятся в ранг святых.
- Как красиво! - не удержался кто-то.
- Да здравствует Италия! - воскликнул другой.
Та, что приписала Субрэю несуществующее отцовство, колебалась, а Жак, радуясь первой победе, продолжал настаивать:
- Ну, сокровище моей души, так ты хочешь, чтобы этот день стал для меня последним?
Со свойственной им добродушной бесцеремонностью, вечно заставляющей их вмешиваться в чужие дела, болонцы плотным кольцом окружили пару, которая, как им казалось, переживает любовную драму, и принялись давать советы:
- Ma gue*. Да обними же ее!
______________
* Здесь и далее характерные итальянские восклицания даются без перевода, поскольку вставлены автором оригинала исключительно "для колорита".
- Ты должна простить его, бедняжка...
Идиллию нарушил карабинер.
- Эй вы, двое, что это на вас нашло? - сурово осведомился он. - Вы что, не видите, что перегородили проход?
Однако, узнав о разыгравшейся тут небольшой драме, карабинер забыл об уставе и тоже принял живейшее участие в дебатах.
- Ессо! Парень любит вас, синьорина... Он раскаялся. Вы не можете лишить его ребенка, иначе всю жизнь будете мучиться угрызениями совести. Конечно, ваш милый поступил плохо, с этим никто не спорит...
- Позвольте, синьор карабинер... - вмешался Субрэй, которого эта сцена теперь изрядно веселила.
- А вы помалкивайте, иначе отвезу в участок, ясно?.. Так вот я говорил, что он поступил плохо, синьорина... Ма gue! Зато сейчас ему стыдно... Ну, так поцелуйте же его!
Незнакомка, по всей видимости, совершенно утратила первоначальный запал, но решила смириться с неизбежным.
- Только из уважения к вам, синьор карабинер...
И она быстро чмокнула Жака в обе щеки, но молодой человек сжал ее в объятиях и, держа железной хваткой, впился в губы долгим поцелуем. Толпа в полном восторге зааплодировала. Субрэй чувствовал, что все тело незнакомки напряглось в отчаянном усилии вырваться. Да, уж чего-чего, а такого поворота событий милая крошка явно не ожидала! Отпустив ее, Жак пылко воскликнул:
- Как ты могла подумать, будто я способен забыть и Пию, и тебя? Да ведь в вас - вся моя жизнь!
Какой-то благообразный господин вышел из толпы зрителей и протянул Субрэю руку:
- Позвольте мне сказать вам, синьор, вы на редкость порядочный молодой человек!
- Я очень... очень счастлива... - пробормотала вконец растерявшаяся Рената.
- Оно и видно, моя дорогая...
"Дорогая" покраснела до ушей, но, очевидно решив испить чашу до дна, взяла Жака под руку.
- Ты, наверное, устал, мой хороший? Если хочешь, мы можем зайти к Орландо и чего-нибудь выпить, а уж потом поедем домой...
Так вот где расставлена ловушка... Субрэй хотел было сразу послать неловкую интриганку куда подальше, но, с одной стороны, он хорошо знал Орландо и считал его славным малым, не способным стакнуться с преступниками, а с другой - французу было ужасно любопытно, как далеко зайдет эта Рената. Поэтому он не стал возражать.
- Что ж, пойдем к Орландо, amata mia*... Ты мне расскажешь, чем тут занималась без меня и на кого теперь работаешь.
______________
* Моя любимая (итал.).
Незнакомка косо взглянула на Жака, но промолчала. И они, нежно взявшись за руки, удалились под умиленными взглядами зрителей и карабинера, удовлетворенных тем, что эта трогательная любовная сцена закончилась так благополучно.
Субрэй и прижавшаяся к нему Рената шли через пьяцца делле Медалье д'Оро, а за ними на почтительном расстоянии следовали Мортон, Хантер и Наташа. Субрэй мысленно обратился к Небу с горячей мольбой избавить его сейчас от столкновения с Тоской Матуцци.
Орландо Ластери держал симпатичный старомодный кабачок на Вьяле Рьетрамеллара - внешнем бульваре, достаточно удаленном от центра, чтобы болонские влюбленные, не опасаясь нескромных глаз, приходили туда изливать свою многословную нежность. Рената сразу же повела молодого человека к дальнему столику, на три четверти скрытому винтовой лестницей. Орландо подошел взять заказ и, признав давнего клиента, дружески приветствовал Субрэя. Как только кабатчик принес все необходимое и оставил их наедине, Жак взял молодую женщину за руку и влюбленно заворковал:
- Дорогая Рената... а была ли ты верна мне все это время?
Но "дорогая Рената" быстро вырвала руку.
- Prego, синьор, комедия окончена! К тому же меня зовут не Рената, а Мафальда.
- Обидно... мне так нравилась Рената...
- Почему? Говорят, у вашей милой куча денег.
- Ого! Уже ревнуете?
Но молодая женщина явно не собиралась поддерживать шутливый тон.
- По-моему, я вам уже сказала, что комедия окончена. Разве не так?
- Очень жаль. Она так хорошо начиналась... Не правда ли?