— О господи, — испугалась буфетчица. — Да кого же это убили?
— А вот того самого гражданина с портфелем и убили, — сокрушённо сообщил Войцеховский. — В тот вечер, когда он у вас побывал.
— Да что вы говорите?! — ахнула Мария Савельевна и даже всплеснула толстыми руками, а на отекшём, плоском её лице от волнения проступил обильный пот. — Кто же это его, дознались?
— У меня лично, — Войцеховский заговорщически понизил голос и даже придвинулся к буфетчице, нагнувшись над широкой стойкой, всем видом подчёркивая своё особое доверие, — у меня лично, — со значением повторил он, — большие подозрения вызывает тот второй, который с ним был.
— Точно! — с жаром подтвердила Мария Савельевна. — И у меня тоже. Вот печёнкой чувствую — он! У меня на это истик ужас какой.
Войцеховский про себя усмехнулся этому словечку. Но он уже по опыту знал, что инстинкт, интуиция у женщин бывает порой удивительная, особенно у той их категории, которая непрерывно и напряжённо общается с различными людьми. Поэтому слова Марии Савельевны он воспринял вполне серьёзно. И осторожно спросил:
— А что, вёл себя как-нибудь подозрительно?
Мария Савельевна нерешительно взглянула на своего молодого собеседника, на остренькие, настороженные его глазки, в которых решительно ничего симпатичного не уловила, как и во всей его вытянутой, словно принюхивающейся к чему-то физиономии, и, вздохнув всё же решилась поделиться с ним своими наблюдениями. Сообщение Войцеховского про убийство того маленького человека, сейчас казавшегося ей таким милым и беззащитным, произвело на Марию Савельевну большое впечатление, просто ошеломило её.
— Вёл он себя ужас как тревожно, — шёпотом начала она. — Вертелся, крутился, на часы всё посматривал. К окну вон даже подбегал.
— К окну?
— Ага. У нас тут вся площадь видна.
— И спорили, говорите?
— Ну форменным образом, не глухая ведь.
— А о чём?
— Вот не разобрала. Мне ж ни к чему было. Знать, так я бы всё до словечка…
— Так, так… — задумчиво произнёс Войцеховский. — И ещё вы подумали, что он строитель?
— Ага, точно.
— А почему — «точно»?
— Да кто его знает. Вот вошло в голову, и всё тут.
Она было повысила голос, но тут же спохватилась и снова перешла на шёпот:
— И потом, я вам скажу, я его уже раз тут видела, у себя. С неделю назад. Он самый был, длинный, и в куртке той зелёной. Я эту куртку враз узнать могу. Мне сын с ней все печёнки проел, достань да достань. Это как влюбился в ту стерву, значит.
— Понятно. Один тот парень был?
— Не. С девушкой. Такая вся из себя. И молоденькая ещё. Но, ясное дело, намазанная. А с виду сказать, студентка. Ну да. Студентка и есть, — добавила она, словно вспомнив что-то.
— Опять истик подсказал? — засмеялся Войцеховский.
— По всему видать было. Хотя народа было много, не очень-то я приглядывалась.
— А с виду-то она какая была?
— Модная, грудастая, волос копна — во! — Мария Савельевна подняла над головой обе руки. — Тёмные волосы, кольцом всё, румянец во всю щёку, белые брючки все ляжки обтягивают. В теле девка, что говорить.
— А ещё что на ней было?
— На ней-то? Да распашоночка такая розовая, заграничная, чтоб соблазну больше придать. В «Берёзке» такие, говорят, есть.
— Они что же, закусывали у вас тут? Время-то какое было?
— Да часов шесть. Ясное дело, с поезда. Ох, — вздохнула Мария Савельевна. — По правде сказать, не хотела я в эту историю влезать. Ей-богу, не хотела. Вам-то скажи, затаскаете потом, что ж я, не знаю? Вон года три назад кража у нас тут была. А я вот тоже кое-что заметила. Ужас я какая глазастая. Ну, раз всё рассказала, два, три, то одному следователю, то другому. Господи, со счёта сбилась, сколько меня вызывали, и каждый раз ещё по часу жди. И всё, понимаешь, на сознательность давят, на патриотизм. А потом ещё суд пять раз откладывали. Ну, зареклась я.
— Так ведь тут дело-то какое? Убийство, — проникновенно сказал Войцеховский. — И я у вас даже показаний официальных брать не буду. Мне бы только поймать того душегуба.
— Ну да. Ну да, — понимающе закивала толстая буфетчица. — Что ж я, чурка? Жуткое же дело.
— А я нигде о вас не упомяну, — заверил Войцеховский. — Слово даю. И вы в стороне. Всё элементарно. Поняли?
— Ясное дело. А как же.
— Только уж и вы больше никому, договорились? А то меня подведёте и себя, кстати, тоже.