— Стерва, — произнес он вслух.
Слово гулко брякнуло в пустом доме и затихло.
— Стерва! — заорал Буров и швырнул скомканный листок в стену. — Да ты знаешь, что сегодня… именно сегодня… Да что ты понимаешь?
Он вскочил и опять заметался по квартире. Ему было тесно, как тигру в клетке, стены давили его.
— Именно сегодня! — выкрикивал он. — Ну почему сегодня? Ты не знаешь!..
Да. Она не знала. Потому что он, зажав бутылку с нефтью в руке, гнался не за Галиным самолетом — он настигал самолет Косыгина. Галина находилась в аэропорту в тот самый момент… и он проехал мимо. А она даже не видела его. А если и видела, то не сочла нужным обратить внимание. Ну конечно. У нее свои планы. Она едет в Москву. К родителям. Обдумать, «что делать со своей жизнью дальше». Там, в Москве, ее уже поджидает этот ее бывший ухажер, как его… диссертацию недавно написал. Открытку прислал к Восьмому марта. Тьфу ты.
Где-то должна быть бутылка водки. В буфете. Точно. В буфете. Галина держала на разные случаи. Простуда, нервы или замерзшие гости. И еще у нее, помнится, была настойка на кедровых орешках. Марта делала и одну бутылку подарила.
Марта. Вот верная подруга. Никогда не бросит. И настойку делать умеет.
Буров выпил винтом водку, потом взялся за настойку и прикончил ее в два глотка. Легче не стало, но боль притупилась. Теперь она ворочалась в его желудке как несколько чугунных утюгов.
Буров понял, что необходимо выпить еще. Нажраться до беспамятства — это было бы лучше всего, но завтра на работу…
И еще он понял, что не может больше оставаться один и слушать эту звенящую тишину.
Буров выскочил из квартиры так стремительно, словно за ним гнались.
Дорошин жил на одной площадке с ним, дверь в дверь. Было уже поздно — к полуночи. Макар наверняка собирался спать. А жена и дети — те точно спали. Но в этот момент Бурову было безразлично. Боль терзала этого большого, сильного человека, терзала так сильно, что затмевала всякие доводы рассудка.
— Макар! — Он постучал в дверь.
За дверью никак не реагировали.
— Макар! Черт тебя дери! Ма-кар!
Алкоголь начал действовать: у Бурова заплетался язык, однако он этого пока не ощущал.
— Ма…кар…
Дверь отворилась, и Дорошин просочился на лестничную площадку. Так и есть, дети и жена уже спят. Буров рвался войти, но Дорошин деликатно и в то же время решительно преградил ему путь.
— Ты чего, Саныч? — удивленно спросил он. — Чего ты колотишься, как лось?
— Того! — бросил Буров, неодобрительно окидывая Дорошина взглядом.
Ну да, парторг стоял перед ним в тапочках на босу ногу, в семейных, извиняюсь, трусах и майке на голое тело. А как еще прикажете ему стоять, если его выдернули из кровати?
— Случилось что-то, Гриша? — нахмурился Дорошин. Что-то в сумасшедшем лице Бурова его насторожило.
— Случилось! — рявкнул Буров. — Одевайся!
Дорошин нырнул на секунду в квартиру и тотчас возвратился в пальто, наброшенном на плечи.
— Ну, что случилось-то? — уже мягче переспросил парторг.
Буров, покачиваясь, глядел на него глазами, полными яростных слез.
— Бр-росила она меня! — воскликнул он, патетически напирая на «р». — Бр-росила!
— Кто бросила? — не понял Дорошин.
— Макар! — Буров шатнулся и схватился за дорошинское пальто, едва не своротив на пол хрупкого парторга. — Макар! Бросила. Боевая подр-руга моя!
— Галина, что ли? — начал осознавать Дорошин.
— Де-зер-р-ртир-р-ровала! — выговорил Буров.
— Ладно, ладно тебе, — успокоительно заговорил Дорошин. У него от души отлегло — в первую секунду подумалось, что авария на буровой случилась и Григорий сломался. — Ладно тебе…
— И если бы она к кому-то ушла!.. — страдал Буров. — Ну знаешь, Макар, я бы что-то понял. Сказала бы: «Прости, дорогой, я полюбила другого, он носит галстук-бабочку и ходит в Большой театр…» — Буров скривил рот, передразнивая воображаемую женщину. — Ну, я бы еще понял… Ну набил бы гниде морду, чтобы он месяц-другой из дома не выглядывал, не то что там в Большой театр… Так нет же, Макар! Нет же! Она просто ушла — от меня ушла! Она к родителям поехала!.. Вот я чего понять не могу.
Он замолчал и другим тоном спросил:
— Выпить найдется?
— Вот что, Гриша, — не отвечая на вопрос, заговорил Дорошин, — ничего страшного-то не случилось. Ну, погостит она у родителей… И вернется.
— Душно мне, Макар!.. — простонал Буров. — Душно! Самый близкий человек ударил в спину! Я только одного не понимаю — как я тот момент упустил, когда Галина стала мещанкой…