- Не так страшно. В горах есть каменный уголь! - чиновник порылся в дорожной укладке и добыл черный осколок. - Вот, полюбуйтесь!
Да, это был настоящий бурый уголь! Гумбольдт выпросил его в подарок и бережно уложил в чемодан.
"Урал - настоящее Эльдорадо! - с восхищением думал ученый. - Но как беден здесь народ!.."
С волнением ожидали Гумбольдта и в Златоусте. Аносову очень хотелось показать ученому свои коллекции булатов и рассказать об Ильменях.
Однажды Татьяна Васильевна по возвращении мужа домой с нетерпением спросила:
- Когда же он приедет к нам? Это правда, что он принц?
Павел Петрович добродушно улыбнулся и ответил:
- Он принц в науке, а может быть, и король. Гумбольдт - большой ученый и никакого отношения к коронованным особам не имеет. Что за глупая легенда!
Лицо молодой женщины омрачилось.
- Очень жаль, что он не принц, - разочарованно обронила она. - Ученые везде одинаковы: будете говорить о камнях, металлах, литье, а о нас, женщинах, и забудете!..
Выехав из Екатеринбурга, Гумбольдт отправился в Тюмень, предполагая добраться до Тобольска, а оттуда проехать и на Алтай.
В августе ученый находился уже в Омске и был ласково принят губернатором области Сен-Лораном, свитским и любезным генералом, но очень ограниченным человеком. В губернаторы он попал случайно и долго колебался, принять ли столь высокий пост. Царю он откровенно признался: "Ваше величество, поверьте, я вовсе не имею административного опыта!". Николай на это ответил серьезным тоном: "Поверь, наша военная часть мудрее всякой другой!".
Сен-Лоран оказался плохим николаевским служакой: он плохо усвоил дух времени. Когда в Омск прибыл Гумбольдт, Сен-Лоран прикомандировал к нему образованного ссыльного декабриста Степана Михайловича Семенова. Губернатор искренне полагал, что Семенов будет полезен ученой экспедиции. Декабрист оправдал его надежды, и Гумбольдт остался очень доволен помощью Семенова, хорошо знавшего край.
Не думал Гумбольдт, что похвалой декабристу он навлечет на него гнев царя.
Осенью, когда ученый завершил свое путешествие и собирался покинуть Россию, он получил прощальную аудиенцию у царя. Николай принял Гумбольдта приветливо и прямолинейно спросил: "Ну как, довольны увиденным?" - "Я был поражен и восхищен, ваше величество, - с льстивой улыбкой сказал ученый, встречая в самых отдаленных углах вашей необъятной империи истинно образованных людей".
Царь был польщен. Имея в виду кого-либо из сибирских сатрапов; он, улыбаясь, спросил: "Кто вам там понравился своей образованностью?" "Степан Михайлович Семенов", - простодушно ответил Гумбольдт. "Ах, вот как!" - удивленно воскликнул царь, и улыбка сбежала с его лица. Больше он ни о чем не расспрашивал ученого и вежливо, но холодно простился с ним.
Не знал Гумбольдт, что на другой день из Санкт-Петербурга в далекий Омск поскакал императорский курьер с письмом, объявляющим царское неудовольствие губернатору и приказ немедленно перевести декабриста Семенова в Усть-Каменогорск канцелярским служителем...
Всё лето Гумбольдт странствовал по Сибири и Алтаю, ездил верхом по горам, собирал гербарий, спускался в глубокие шахты, везде проявляя живой интерес к минералогии.
В Златоусте уже перестали его ждать, когда вдруг он появился в Миассе. Как засуетились Ахте и немецкие мастера! Начальник фабрики экстренно отправился на золотые прииски встретить ученого и уговорил его посетить Златоуст. Гумбольдт прибыл в горный городок. Депутация немцев подошла к экипажу и поднесла ему дары. Ученый обрадовался соотечественникам и немецкой речи. Со всей Немецкой улицы сбежались иноземные мастера и их семьи, восторженно приветствовавшие своего знаменитого земляка. Гумбольдт снял шляпу; седой, статный, он величественно раскланивался с толпой.
Ахте увез гостя к себе. На другой день Гумбольдт появился на оружейной фабрике. Из украшенного цеха прибежал мальчуган-подсобник и сообщил:
- Подходит к каждому граверу и разглядывает узорье.
- Ну и что, нравится? - пересохшим голосом спросил Швецов.
- Шибко нравится. Хвалит! Немцы его оттесняют, а он никак от Бояршиновых отойти не может.
- Покорили, стало быть, мастерством! - радостно сказал литейщик и, взглянув на Аносова, спросил: - Ну, а как мы с тобой, Петрович, не опростоволосимся?
Павлу Петровичу очень хотелось рассказать гостю о своих опытах и показать клинок, сделанный из восемнадцатого сплава. Однако Ахте забрал клинок к себе, пообещав отослать его в Петербург. Раздосадованный Аносов ничего не ответил литейщику.
На каланче отбили полдень, горячие солнечные лучи круто падали в низенькие оконца цеха, тяжко вздыхали воздуходувные мехи, когда вдруг Швецов зашептал:
- Идут... Сюда идут...
В цех двигалась шумная толпа, впереди которой шел человек с розовыми щеками. На нем был темно-коричневый, хорошо сшитый фрак с белым галстуком и круглая шляпа. Ученый шел медленно, размеренной походкой, внимательно оглядываясь по сторонам. Вдруг его серые проницательные глаза остановились на Аносове.
- Очень счастлив видеть вас, - крепко пожимая руку, сказал он Павлу Петровичу. - Я слыхал, что вы стремитесь отгадать одну тайну!
Смущенно улыбаясь, Аносов скромно ответил:
- Пытаюсь; проделал многие опыты, но пока достиг только малого...
Заметив бородатого Швецова, Гумбольдт кивнул в его сторону:
- Ваш помощник?
- Это лучший литейщик здесь. Редкий мастер!
Гумбольдт с изумлением рассматривал старика, потом спросил Павла Петровича:
- Можно видеть ваше искусство?
Аносов кивнул головой, выражая согласие. Не успел он оглянуться, как Гумбольдт решительным движением скинул шляпу, снял фрак и ловко засучил рукава белоснежной рубашки.
- Я очень хочу видеть, что происходит в плавильной печке и в тигле, деловито сказал он.
- Сейчас мы проводим тридцать пятый опыт, - четко доложил Павел Петрович ученому. - Заложено сорок пять фунтов рафинированной стали и пять флюса. Время плавки - четыре часа. Скоро будет готово!
Гумбольдт, как опытный мастер, осмотрел плавильные печи, тигли, заглянул в фурму. Он обо всем подробно расспрашивал и одобрительно кивал головой.
- Я счастлив, что встречаю здесь ученого-металлурга, - искренним тоном сказал он и, завидев журнал опытов, потянулся к нему: - Что это?
Аносов объяснил.
- Это очень ценно и честно! Вы по-настоящему желаете помочь науке! сказал Гумбольдт.
Старый литейщик одобрительно поглядел на ученого. Его поразила в нем простота и ловкость, с какой он заглядывал в тигли.
- Вот это стоящий человек, хотя и немец! - похвалил Швецов гостя, когда все ушли из цеха.
- Милый ты мой, - душевно сказал Аносов, - и немцы, так же как и русские, бывают разные! Одни думают о благе человечества, другие - только о своей шкуре!..
Вечером у Ахте состоялся бал. Аносовы пришли с небольшим опозданием. Большие окна управительского дома были ярко освещены, и в них мелькали танцующие пары. У подъезда стояли экипажи, толпились ямщики и любопытные. Шумя шелком, опираясь на руку мужа, Татьяна Васильевна неторопливо поднималась по лестнице.
- Ах, Павлушенька, мне не по себе, - с отчаянием вздохнула она: этот Ахте везде и всюду старается оттеснить тебя!
- Но ведь он начальник, не забывай этого, милая.
Они вступили в ярко освещенный зал. В канделябрах пылали сотни восковых свечей. Вдоль стен сидели разодетые дамы и их нарумяненные дочки. Во всем чувствовалась натянутость. Даже танцующие пары казались деревянными манекенами, - так бесстрастны, угловаты были их движения. В первой паре шел Гумбольдт с белокурой дочерью хозяина. Завидя Аносова, он приветливо улыбнулся.
Павел Петрович невольно залюбовался статностью шестидесятилетнего ученого. Движения его в танце отличались легкостью, изяществом. На нем был фрак голубого сукна с золотыми резными пуговицами, на груди сверкала звезда. Панталоны, забранные в короткие лакированные ботфорты, плотно обтягивали крепкие мускулистые ноги. Приятная улыбка озаряла свежее, спокойное лицо ученого.