– Возможно, они им и не нужны. Но ты же знаешь, сколько приходится вкалывать, чтобы заработать в этом бизнесе?
– Ладно, черт с тобой, пусть будет пятьсот. Я ничего не смыслю в цифрах, тебе об этом очень хорошо известно. Я ведь большой ребенок, разве не так?
– Я тоже ни черта в них не понимаю. Спуститесь с Эгнис вниз и там обо всем спокойно договоритесь. А я приму ванну и переоденусь. Скоро ко мне придет портниха, а мне еще нужно сделать прическу. Сегодня днем у меня сотня деловых встреч… Будь умницей, Тони.
Она погладила его по щеке, и Тони с Эгнис вышли из спальни. Тони теперь казался таким робким, словно послушная овечка.
Вскоре, когда она приняла ванну, Эгнис снова поднялась к ней.
– Марджи, – зло сказала она, – следовало развестись с Тони давным-давно. Этот немец так уцепился за него… А он очень плохой парень. Ты знаешь, как воспринимает любые скандалы мистер Хейз.
– Я знаю только одно – я сваляла дурака.
– Нужно посоветоваться с Фрэнком. Сегодня я встречаюсь с мадам Эстер. Фрэнк может порекомендовать нам надежного честного адвоката.
– Можно обратиться к Вардману. Это адвокат мистера Хардбейна и Сэма тоже. О девушке ничего не должно просачиваться в печать, если только она не отъявленная Аура.
Зазвонил телефон. Мистер Хардбейн, легок на помине. По поводу контракта. Марго попросила Эгнис сходить к нему в контору, поговорить об этом деле. Весь день она простояла перед высоким зеркалом, а портниха с полным ртом булавок, бегала вокруг нее, суетилась. Беспокойство не покидало Марго – что же прикажете ей делать? Около пяти пришел Сэм, чтобы взглянуть на ее обновки, а она все еще приводила в порядок волосы, сунув голову в сушилку.
– Как ты, однако, привлекательна с головой в этой штуковине, – сказал Сэм, – в этом кружевном неглиже, с уголком брюссельских кружев между бедрами… Никогда этого не забуду. У меня поразительная память. Никогда не забываю ничего, что хоть раз увижу. В этом секрет зрительного воображения художника.
Эгнис на «роллс-ройсе» вернулась за ней, но от Сэма невозможно было отвязаться. Он непременно хотел доставить их куда угодно на своем автомобиле.
– Марго, дорогая, какие у тебя могут быть секреты от меня? – ласково упрекал он ее. – Я ведь все понимаю, вот увидишь… все на свете… Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Вот почему я и уверен, что смогу срежиссировать твою картину. Я подробно изучал все ракурсы твоего лица, познал твою маленькую девичью душу, которую одолевает желание… Ну чем ты можешь меня удивить или шокировать?
– Вот и отлично! – сказала Марго. – Но все же пока оставь нас, прошу.
Он ушел, надувшись.
– Ах, Марджери, подумай, ну разве можно так обращаться с мистером Марголисом! – заныла Эгнис.
– Я-то могу обойтись без него, а он не может, – решительно заявила Марго. – Ему нужна новая звезда. Говорят, дела у него катятся под гору…
– Хардбейн считает, что это потому, что он уволил своего рекламного агента.
Было уже довольно поздно, когда они наконец выехали. Дом мадам Эстер находился в даунтауне, в заброшенной части Лос-Анджелеса. Они попросили шофера высадить их за два квартала, и прошли до дома пешком по улице, застроенной бунгало с пыльными, неухоженными дворами, – в подобных местах им приходилось жить, когда они приехали на Восточное побережье несколько лет назад.
– Тебе этот район ничего не напоминает? – толкнула Марго локтем Эгнис.
– Нужно всегда хранить в памяти только приятное, – ответила Эгнис, нахмурившись.
Мадам Эстер жила в большом сборном доме с широкими верандами и потрескавшейся крышей, покрытой кровельной дранкой. На всех мрачных окнах шторы опущены. Эгнис нашла небольшую застекленную дверцу с тыльной стороны, постучала. Ей тут же открыла высохшая старая дева с седыми взлохмаченными волосами.
– Мадам уже вошла в транс. Клиенты не любят, когда их заставляют подолгу ждать. Боюсь, что теперь будет трудно нарушить последовательность коммуникации.
– Она получила какие-нибудь сведения от Фрэнка? – прошептала Эгнис.
– Он ужасно рассержен… Не думаю, что он снова выйдет на связь… Дайте мне вашу руку.
Взяв Марго за руку, Эгнис протянула старой деве свою. Они прошли, глядя друг другу в затылок, по темному коридору, в котором горела лишь одна маленькая красноватая лампочка. Открыв дверь, вошли в абсолютно темную комнату, в которой было много народа. Все клиенты шумно дышали, шаркали ногами.
– А я думала, что все будет сделано конфиденциально, – робко прошептала Марго.
– Ша! – цыкнула на нее Эгнис.
Когда глаза привыкли к темноте, она увидела крупное, одутловатое лицо мадам Эстер. Сидя за огромным круглым столом, она качала головой. Вокруг стола – расплывчатые пятна лиц клиентов. Они потеснились, освобождая место для Марго с Эгнис. Марго вдруг почувствовала, что сжимает чью-то влажную, потную руку. Перед мадам Эстер на столе лежало множество маленьких блокнотиков из белой бумаги. В комнате теперь царила мертвая тишина, Марго только слышала, как тяжело дышит рядом с ней Эгнис.
Казалось, прошла целая вечность, но с ними ничего особенного не происходило, Марго заметила, что глаза у мадам Эстер широко раскрыты, виднелись только блестящие белки. Из ее рта исходил чей-то глубокий баритон, словно кто-то говорил на языке, которого Марго не понимала. Один из сидевших в кружке ответил той же тарабарщиной, видимо задавая духу вопросы.
– Это говорит Сиди Хассан, индус, – прошептала Эгнис. – Он иногда дает весьма полезные советы для игры на фондовой бирже.
– Тишина! – вдруг заорала визгливым голосом мадам Эстер, чуть не перепугав Марго до смерти. – Фрэнк уже ждет. Нет, его кто-то отозвал. Но он оставил сообщение, что все образуется, все будет в порядке. Также он указал, что завтра передаст всю нужную обеим сторонам информацию и что его маленькая девочка не должна ни под каким предлогом делать хотя бы один шаг без предварительных консультаций с ее дорогой Эгнис.
Эгнис вдруг разразилась истерическими рыданиями. Марго почувствовала, как кто-то легонько хлопает ее по плечу. Это была та же седовласая старая дева. Она проводила их с Эгнис к выходу. Она, вероятно, пользовалась нюхательной солью, от которой Эгнис зачихала. Перед входной дверью она сказала:
– Всего с вас пятьдесят долларов. По двадцать пять с каждой… И мадам говорит, чтобы эта красивая девушка больше сюда не приходила, ибо это очень опасно для нее, так как мы здесь подвергаемся вредоносным воздействиям. Но запрет не касается миссис Мандевилл. Она может приходить к нам, как и прежде, получать сообщения. Ей ничто не грозит, говорит мадам, потому что у нее золотое сердце ребенка.
На темной улице они осознали, что уже наступил вечер и повсюду горят уличные фонари. Марго подняла меховой воротник, чтобы ее здесь никто не узнал.
– Видишь, Марджи, – сказала Эгнис, когда они усаживались на проваливающееся мягкое сиденье старого «роллс-ройса», – все теперь будет хорошо, так как Фрэнк не спускает с нас глаз. Он хочет тебе сказать, чтобы ты не унывала и немедленно выходила замуж за мистера Марголиса.
– Ну, думаю, что это ничуть не хуже, чем подписать контракт на три года.
Она попросила шофера ехать как можно быстрее, так как ее ждал Сэм. Они сегодня вечером идут на премьеру в театр Громана.
Подъехав по дорожке к подъезду своего дома, они сразу же увидели Тони с Максом Хиршем. Те сидели на мраморной скамье в садике.
– Ладно, я сама поговорю с ними, – сказала Эгнис.
Марго, взбежав к себе наверх, начала быстро переодеваться. Стоя в нижнем белье, она разглядывала себя в зеркале, когда в комнату ворвался взбудораженный Тони. Когда он подошел ближе к лампочке над туалетным столиком, она увидела, что у него под глазом фингал.
– Ты что, объезжал лошадь, Тони? – спросила она не оборачиваясь.
Тони забормотал, с трудом переводя дыхание:
– Это Макс поставил мне под глазом синяк, так как я не хотел идти к тебе. Марго, послушай, он ведь убьет меня, если ты не дашь мне тысячу баксов. Мы с ним отнюдь не уйдем, покуда ты не выпишешь нам чек, потому что нам сейчас позарез нужны деньги. Макс сегодня устраивает вечеринку, а бутлегер не хочет везти нам спиртное без оплаты и требует только наличные. Макс говорит, что ты собираешься со мной разводиться. Как же так? Разве ты не знаешь, что в нашей церкви разводы запрещены? Это такой тяжкий грех, который я никогда не возьму на душу! Ты от меня развода не получишь, имей в виду!