Лестниц больше не было — и он на всякий случай снова принял свою анимагическую форму. Маленький серый хомячок торопливо посеменил по коридору, с каждым футом чувствуя, что буквально задыхается от жуткой смеси запахов сырости, плесени и грязных человеческих тел.
Он оказался в коридоре, по обеим сторонам которого были камеры. В них сидели люди — и он знал их. Точно знал.
— Крыса! — завизжала Беллатрикс, и в Эйвери тотчас полетел клок гнилой соломы. — Пошла прочь!
— Жратва, — мечтательно протянул Долохов и поманил его пальцем: — Цып-цып-цып!
Эйвери в ужасе шарахнулся от него подальше.
Видимо, испугался он настолько сильно, что почти не заметил, как сбросил с себя чары, и, превратившись, остался сидеть на грязном ледяном полу, в ужасе глядя на Долохова... Или, вернее, то существо, которое когда-то было им.
— Тьфу, — с отвращением сказал Долохов, глядя на Эйвери, — вот уже и глюки пошли.
— Ты тоже это видишь? — жадно спросил Рабастан. — А что именно? Что ты видишь, что?
— Если под глюками вы имели в виду мистера Эйвери, — равнодушно сказал Руквуд, — то смею вас уверить, Антонин, что он вполне реален.
— В смысле «реален»? — переспросил Родольфус, подходя к решётке, закрывающей вход в камеру, и пугая своим видом Эйвери ещё сильнее. — Этого не может быть. Его здесь не может быть.
— Отчего не может быть? — в голосе Руквуда послышалась тень удивления, — по своим физическим параметрам мистер Эйвери вполне способен оказаться в Азкабане.
— Ойген! — позвал Эйвери, — Ойген! Ты жив?
В коридоре повисла тишина, тяжёлая и вязкая. Эйвери теперь всей кожей ощущал направленное на него внимание, которое никак нельзя было назвать благожелательным или добрым.
— Это правда ты? — спросил Рабастан, тоже подходя к своей решётке. — Эйв... м-м... Маркус? Это ты? Да?
— Это правда я, — Эйвери сглотнул, — Басти, скажи мне, что с Ойгеном? Он... он жив?
— Ты как сюда попал вообще? — к решётке подошел Роули — высокий, заросший и худой, как скелет. — Тебя тоже посадили? А почему ты тогда не в арестантском рубище?
— Ты-ы, — протянул Рабастан, кажется, вообще не слыша его вопроса. — Но как? Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?
— Офигеть, — пробормотал Долохов и добавил что-то ещё по-русски.
— Ты пришёл показать нам Смерть? — хихикнул Трэверс. — Спасибо, мы давно знакомы с этой леди.
Эйвери, поняв, что время уходит, а цель всё так же далека, пошёл между камерами, напряжённо всматриваясь в узников.
Беллатрикс, Долохов, Руквуд, Родольфус, Рабастан, Роули, Трэверс...
Обитатель очередной камеры на него никакого внимания не обратил — лежал себе на койке лицом к стене, завернувшись в одеяло, и не шевелился.
— Ойген, — неуверенно позвал Эйвери, — это ты?
— Джагсон это, — лающе рассмеялся узник следующей камеры, — твой дружок в конце коридора.
Эйвери почти что побежал туда, в конец, и остановился перед последней в ряду камерой... пустой. Никого там не было, и койка даже не была застелена. Так, значит...
— Да не там! — то ли расхохотался, то ли прокашлял всё тот же голос. — Ближе! Вот же придурок...
— Зачем ты пришёл? — спросил Рабастан настырно. — Маркус, что ты тут делаешь?
— Нет, ну нормально? — возмутился Роули. — Мы тут, значит, подыхаем, а этот слизняк на свободе!
— Если громко закричать, — заметил Трэверс, — это переменится...
— Не вздумай! — крикнул Рабастан. — Торфинн, нет!
— Сам-то не ори, — на удивление разумно заметил Долохов. — Эйвери, а действительно — ты как тут оказался?
— Я пришел за Ойгеном, — честно сказал Эйвери, — и за всеми вами.
— Ты нас вытащишь? — возбуждённо проговорил Рабастан. — Правда вытащишь? Всех? А как?
— Хороший вопрос, — согласился с ним Долохов. — Ты как сюда попал?
— Вытащу, — ответил Эйвери, — только вместе с Ойгеном.
— Блэк, полай, — громко заржал Роули, — может, Мальсибер хоть тебе отзовется? А то он на нас уже не реагирует!
— Мёртвых убирают, — сообщил Родольфус. — Мальсибера из камеры не выносили — значит, он пока что жив. Как бы собираешься забрать нас? — спросил он у Эйвери. — И как ты вообще сюда попал?
— Где его камера? — Эйвери пошёл обратно и наконец увидел друга. Мальсибер сидел, обхватив себя за плечи, и неотрывно смотрел на крошечное, в ладонь, окошко под потолком, откуда пробивался серый дневной свет. Свет осеннего, пасмурного, дождливого дня без солнца.
— Если вы действительно хотите нас освободить, — проговорил Руквуд, — вам стоит поторопиться. Скоро здесь появятся дементоры.