— Ну, так ты же это сделала, — сказал Мальсибер, делая знак Родольфусу подойти. — Ты вышла за него. Ты же получила, что хотела. Зачем тебе вся эта политическая дребедень? Когда ты добилась своего?
— Но... но ведь так же было правильно? — неуверенно спросила Беллатрикс. — Мы же должны очистить мир для наших детей?
— Зачем? — мягко удивился Мальсибер. — Разве он и так нам не принадлежит? Нас так мало — ценна каждая капля волшебной крови, помнишь? Каждая... Твои дети и так будут лучшими... если всех убить, они одни останутся... зачем?
— Да, — кивнула Белла, — они будут лучшими... мои дети... но, — она задумалась и тихо сказала: — Но у меня нет детей. Нет и никогда не было.
— Но ты можешь их родить, — сказал Мальсибер, беря руку Родольфуса и вкладывая в неё руку Беллатрикс. — С ним. С Родольфусом. Если ты захочешь. И у вас с ним будут самые лучшие дети. Если ты захочешь, — повторил он. — Если тебе это нужно. Нужно?
— Руди? — вопросительно произнесла Беллатрикс, глядя на мужа. — Ты... разве ты хочешь детей?
— Хочу, — почему-то хрипло выговорил Родольфус.
— Но… ты же мне никогда раньше этого не говорил, — удивлённо сказала Беллатрикс.
Рабастан, до того молча смотрящий на эту сцену, хотел что-то сказать, но, с трудом сдержавшись, поспешно вышел из комнаты, так осторожно прикрыв за собой дверь, словно та могла рассыпаться на кусочки.
— Не говорил, — очень тихо прошептал Родольфус.
— Но теперь сказал, — ласково проговорил Мальсибер, сжимая их руки и вновь проводя рукой по волосам Беллатрикс. Сам он был теперь белей своей рубашки, но продолжал улыбаться так нежно и тепло, словно говорил с собственной возлюбленной. — У тебя есть всё, что ты хотела, — кажется, он повторился. — Есть Родольфус... есть семья... зачем тебе ещё политика? Какое тебе дело до кого-то, кроме собственной семьи? Ты ведь говорила, что ты Блэк, а для них свои — всегда на первом месте... помнишь?
— Да, — голос Беллы зазвучал увереннее, — для Блэков свои всегда на первом месте!
— И тебе нет дела до возни каких-то полукровок? — спросил Мальсибер. — Возомнивших себя политиками?
— Блэки не опускаются до полукровок, — презрительно ответила Беллатрикс.
— Вот и славно, — Мальсибер улыбнулся ей и, взяв другую, свободную руку Беллатрикс, поцеловал её. — Обещаешь это помнить? — его повело, и он облокотился ладонью о стену, выпустив руку Беллатрикс.
— Обещаю, — кивнула Беллатрикс, глядя на мужа, и вдруг провела рукой по его щеке, — я обещаю.
Мальсибер тихонько подтолкнул Родольфуса в спину и шепнул:
— Обними её, — а затем сказал Беллатрикс: — Хорошо. Это очень хорошо, Белл... Никогда не забывай саму себя, обещаешь мне? — она кивнула, неотрывно глядя на Родольфуса, и Мальсибер, отодвинувшись от них, с трудом поднялся и, пошатываясь, вышел из комнаты.
Едва оказавшись в коридоре и закрыв дверь, он опёрся спиной о стену, а потом медленно сполз по ней, усевшись прямо на пол и закрыв глаза. И не заметив стоящего неподалёку Рабастана.
— Зачем? — отчаянным шепотом спросил Рабастан, — Ойген, зачем? Да, Белла гадина, каких поискать, но лучше было бы её убить, чем вот так! Мой прадед держал свою первую жену под Империо, и что? Кому от этого было лучше? Зачем ты это сделал?
— Что ты, — Мальсибер приоткрыл глаза и бледно улыбнулся. — Что ты, Басти... ну, какое Империо? Нет, не думай... нет, — он качнул головой. — Я просто... я заставил её вспомнить то, какой она была до встречи с Лордом. Да, я это подсмотрел в её воспоминаниях и вытащил их на поверхность. И заставил её вспомнить. Но и всё... клянусь, — он поглядел ему в глаза и снова покачал головой. — Это не Империо. Это совсем другое... Она просто... Лорд затмил для неё всё, она больше ничего не видела... я просто приглушил всё это. Она не забудет, нет, ничего не забудет — но она... она вспомнила, чего хотела прежде. И что чувствовала... понимаешь? Не сердись, пожалуйста. Я не знал, что ещё сделать...
— Правда? — совсем по-детски спросил Рабастан. — Я уже почти не помню, какой она была. А Руди её любит! — очень обиженно сказал он.
— Правда, — Мальсибер прикрыл глаза. — Я тем более не помню... но я посмотрел. Тебе, может, даже и понравится... знаешь, Руди ей когда-то нравился. Очень. Может быть, у них получится... не злишься больше? — спросил он, с трудом приоткрыв глаза.
— Нет, — вздохнул Рабастан, — если у них с Руди всё наладится... пойдём, я тебя отведу в комнату. А то смотреть же страшно!
— Да, давай, — Мальсибер опёрся о его руку и попытался встать, и Рабастану пришлось практически поднять его. — Как-то я не рассчитал слегка... но ничего. Пройдёт... спать хочется ужасно... доведёшь меня?