— Когда тебя признают официальным опекуном, Дамблдор может говорить всё, что захочет, — сказал Мальсибер, — но власти у него не будет.
Так что Гарри пока снова поселился в его доме — и сейчас, посреди ночи, Мальсибер всё же решился сделать то, что давно задумал и даже попытался было обсудить с другими — но встретил такой дружный отпор, что сдался и больше разговора на эту тему не заводил.
— Вставай, пожалуйста, — попросил он Гарри. — Нам с тобою очень нужно сделать кое-что.
— Ага, — согласился уже проснувшийся Гарри, выбираясь из постели, — а мы куда-то пойдем? А Марк с нами будет? А Забияка с Мурлыкой?
Книззлы, принесённые от Малфоя, спали тут же, и теперь Забияка, услышав своё имя, сонно мяукнул, приоткрыв оливково-зелёный глаз. Мурлыка же, более спокойный и ленивый, просыпаться и не подумал.
— Мы быстро, — улыбнулся ему Мальсибер и почесал спящего Мурлыку за ухом. — Они и проснуться не успеют. Не стоит их будить... идём, — он протянул к нему руки и, подхватив мальчика, поднялся и аппарировал в какой-то большой тёмный зал. — Так, — сказал Мальсибер, прижимая к себе Гарри. — Сейчас ты увидишь кое-кого очень страшного и неприятного. Бояться не нужно — нужно просто дать ему тебя обнюхать и осмотреть. Я буду держать тебя так, как сейчас. Хорошо?
— Очень страшного? — уточнил Гарри, изо всех сил цепляясь за Мальсибера.
— Очень, — честно сказал Мальсибер и прижал его к себе так крепко, как только мог. — Но ты можешь закрыть глаза, — предложил он. — И держаться за меня. Возможно, — добавил он с сочувствием, — тебе в какой-то момент станет больно. Но, — пообещал он тут же, — это ненадолго. Обещаю. Ты потерпишь?
— Нельзя закрывать глаза, — грустно вздохнул Гарри, — так ещё страшнее будет. Я потерплю.
— Я прикрою тебе рот ладонью, — сказал Мальсибер, — так нужно. Кричи, если захочешь — это можно. И держись за меня крепко-крепко. Бояться этого создания не стыдно — их боятся все. Ну что, готов? — спросил он, мягко кладя ладонь на рот мальчика.
— Ага, — кивнул Гарри.
— Феликс! — позвал Мальсибер.
И из темноты выступило, словно соткавшись из неё, странноватое и жуткое создание, напоминающее привидение, одетое в грязно-чёрный саван, рваный и, кажется, едва на нём держащийся. Ног у существа не было — или были, но оно ими сейчас не пользовалось, паря, словно воздушный шарик, в паре футов над полом. Оно медленно приблизилось — и застыло буквально в шаге от Гарри.
— Возьми лишнее, — странным, ровным и холодным голосом проговорил Мальсибер. — Лишнее принадлежит тебе. Можешь выпить.
Существо... нет, оно определённо ничего не говорило, но Гарри показалось, что оно издало какой-то странный, высокий и откровенно удовлетворённый звук — и, подавшись вперёд, прижалось вдруг своим... тем, где должно бы было быть лицо, ко лбу Гарри — к тому месту, где у него был шрам.
Само по себе оно не было холодным — ничуть не холоднее, чем, к примеру бывают старые кожаные перчатки или же страницы тех больших книг, что читали Гарри Маркус с Ойгеном, — однако же от прикосновения этого создания мальчику показалось, будто его замораживают. Заживо.
Он закричал — от страха и отчаяния, видя перед собой не этот тёмный зал, а залитую мертвенным зелёным светом смутно знакомую комнату, которая часто снилась ему в ночных кошмарах, и слыша почти забытый женский голос: «Только не Гарри! Не троньте Гарри!»
— Мама, мамочка, мама-а-а!
А потом вдруг всё закончилось. Теперь Гарри было просто холодно — и всё.
— Ты потрясающий, — услышал он голос Мальсибера, и почувствовал, как ему в рот что-то вкладывают. — Ешь давай, — велел Мальсибер, укрывая его чем-то. — Вкусно?
— Не знаю, — сквозь слёзы ответил Гарри.
— Ну и ладно. Ты, главное, ешь, — Мальсибер вытер ему слёзы и понёс куда-то, и вскоре они оказались в небольшой уютной комнате с камином. Мальсибер сел в большое кресло, устроил Гарри у себя на коленях, завернув его в плед, и вложил ему в рот ещё кусок шоколада. — Сейчас ты согреешься, и всё будет совсем хорошо. Хочешь какао?
— Хочу, — всхлипнул Гарри, — и пирожных хочу, с кремом.
— Есть пирожные, — Мальсибер почему-то очень обрадовался и, хлопнув в ладоши, позвал эльфа. Приказав ему принести им какао и пирожные, он обернул Гарри пледом поплотнее и сказал очень серьёзно: — Ты держался замечательно. И то, что мы сегодня сделали, было хоть и очень важным, но по-настоящему опасным. Я боюсь, если об этом кто-нибудь узнает, твой крёстный никогда мне больше не позволит даже подойти к тебе. Просто в дом не впустит.
— Кто это был? — тихо спросил Гарри. — И что он делал?