— Полукровка, — насмешливо сказала Вальбурга, — слишком слабый, чтобы высказать свое мнение.
Смысла её слов Гарри не понял, но вполне понял тон — и, сжав кулачки, всё-таки сказал то, что хотел:
— Я вообще хочу жить с Ойгеном и Марком!
— Это невозможно, — спокойно сказала Вальбурга. — По закону ты можешь жить или здесь — или со своей маггловской тёткой. Выбирай.
— Дурацкий закон! — зло сказал Гарри. — И головы дурацкие!
— Какой есть. Выбирай, — повторила она и добавила: — А головы — выражение нашей признательности и уважения к труду эльфов. Если тебе что-то непонятно и не нравится, невежливо называть это дурацким.
— Он по закону со мной должен жить, а не в этом доме! — запальчиво сказал Сириус. — Я сам этот дом в детстве терпеть не мог!
— Ты хочешь, чтобы Дамблдор его забрал? — уточнила у него Вальбурга. — Что ж — тогда переезжай. Я не возражаю. Дом твоего дяди, может быть, и более ему привычен — но и вполовину не настолько безопасен.
— Ойген с Марком своих эльфов очень уважают, но у них ничьи головы не висят, — мрачно ответил Гарри.
— Во всех домах разные традиции, — равнодушно ответила Вальбурга. — Мы наше уважение выражаем так. Но если это единственное, что тебя смущает, — добавила она внезапно, — их можно скрыть чарами, — она подняла палочку, и через несколько секунд головы пропали. — Тебе так спокойнее? — спросила она Гарри.
— Но они же всё равно там, — возмущённо сказал Гарри, — я же знаю!
— Они там останутся, — отрезала Вальбурга. — Так заведено от века — и так будет. Достаточно того, что ты их не видишь.
— Ну и оставайся в этом доме с головами и чокнутым эльфом! — не выдержал наконец Сириус. — Идиотская была идея жить здесь с ребёнком! Пойдём, Гарри, — сказал он, — поживём пока в доме дяди Альфарда, а потом поедем путешествовать. Мир большой, найдём место, где нам обоим понравится!
— Ты с ума сошёл? — Вальбурга взмахнула палочкой, запечатывая дверь заклятьем. — Гарри, — приказала она, — ступай к себе — Кричер тебя проводит. Нам с Сириусом нужно поговорить.
— Я никуда с ним не пойду, — сердито сказал Гарри, неприязненно глядя на противного эльфа, — он мне не нравится!
— Он и мне не нравится! — захохотал Сириус. — Молодец, Сохатик!
— Меня зовут Гарри! — почему-то страшно возмутился мальчик. Почти до слёз. Что это такое — почему его крёстный даже его имя не в состоянии запомнить?!
— Прости, Гарри, — смутился Сириус, — просто я тебя так всегда звал, и тебе тогда нравилось... и Джейми... твоему отцу тоже!
— Когда тогда? — хмурясь, спросил Гарри.
— Когда тебе был год, — ответила Вальбурга и, подойдя к нему, взяла его за руку. — Идём — я отведу тебя в твою комнату, а потом мы с Сириусом поговорим.
— Я не помню, — все ещё сердито сказал Гарри.
— Не буду я с тобой говорить! — возмутился Сириус. — Опять будет одно и то же в сотый раз! Надоело!
— Будешь, — сообщила ему Вальбурга и повела Гарри за собой.
Они поднялись по лестнице и вошли в не слишком большую, но вполне чистую и почти уютную комнату, заваленную незнакомыми Гарри вещами — например, на кровати почему-то лежала большая метла, к которой было приделано нечто вроде сиденья и педалей от велосипеда.
— Посиди пока что тут, — велела ему Вальбурга. — И не делай глупостей, — предупредила она — и ушла, плотно закрыв дверь, а затем ещё её и запечатав.
Гарри подёргал дверь — заперто! — и подошёл к окну. Окно было закрыто, но мальчика поначалу это не слишком расстроило. Если не получится открыть, то уж разбить точно выйдет!
Однако он ошибся: окно не открывалось и не билось. Вещи от него просто отскакивали — словно от резинового.
А тем временем Вальбурга, спустившись вниз, сказала сыну:
— Нам придётся это обсудить. Идём.
Глава 40
— Ну и о чём тут опять говорить? — выпалил Сириус, едва только увидел мать. — Мне надо с Гарри побыть, а то он опять расстроится! А не от тебя выслушивать, какой я идиот и какой гад Дамблдор!
— Будем в коридоре разговаривать? — спросила Вальбурга. — Что до Гарри — то, насколько я успела понять, расстроил его как раз ты.
— Чего? — изумился Сириус. — Да я ему слова дурного не сказал! Головы эти отодрать хотел, раз ему не понравилось!
— Ты... — она вздохнула и, наколдовав себе стул, села прямо посреди коридора. Подумала немного — и наколдовала ещё один, для Сириуса. — Ты даже в лицо зовёшь его не по имени, а этим глупым прозвищем, которым называл его отца. Мальчик только привык к одним людям — и тут у него опять всё поменялось. Разумеется, ему страшно — это непонятно?