Города,которые мы оставляем сразу,именно сразу, мучаясь и себя кляня,остаются всегда тоской и вечной заразой,в бездне грохота и огня.
И чего удивляться, что осень краситза окнами небо, бесцельно и зло маня.Остается лишь память,и позолота слазитс женщин и с городов,но, прежде всего,с меня.
Ну, вот, не удержался – процитировал полностью.
Просто очень люблю это стихотворение.
Евгений Харитонов,
Москва, 2007
Азия
Зарницы. Ущелья. Тени в ущельях. Зарницы.Вновь Азией зачарован, смотрю на немые вспышки.Я люблю тебя, Азия, как любят пропасть, обрывающую все страдания,И ненавижу, как ненавидят любовь, обрекающую на беды.
Но чувства эти несложны.
Восхищенья хочу!Аритмичность. Зло. Истина. Яд.Что стоит за вспышкой, развернутой на полнеба?Боль затерянных троп, убиенных культур, уничтоженных поселений?Радость диких коней, грохот тяжких копыт на гранитных развалах?
Азия!Губы твои не стираются от поцелуев.Моря твои не становятся тише.Горы твои не становятся ниже.
Годы проходят, но – азиат! —иду к твоим мутным клокочущим рекам,припасть к их воде, чтоб восстать человеком,который азийскому равенству рад.
Конь, что спасает.Женщина, что утешает.Звезда, что ведёт.
Дева-обида
I
* * *
Промолчит лес,промолчит снег,промолчит грусть.Не дойдет весть,пропадет след,будет лес пуст.Будут снег, наст,звездопад глаз,белый дым из труб.У тебя гостят,у тебя грустят,и хотят губ.
По лесам снег,по глазам снег,снегопад рад.Потеряв след,берега рексберегут клад.Тебе всё простят,тебя все простят,и – меня прости.У тебя гостят,у тебя грустят,мир в твоей горсти.
* * *
Тишина не ушла.Тяжелее ста гирь,навалилась, дыша на подушку, Сибирь.
Возвращалась с охотыи застала меня.Я не думал, что кто-то мог бояться огня.
Оказалось, возможно.Нет правдивых начал,если начал со лжи, а потом промолчал.
Окружила Сибирь,а седая метельночь истерла до дыр и продула сирень.
Но сирень, как боец,свою жизнь отстояла.Я не верю в конец, если было начало.
* * *
Мои самые стихи – это снег, снег.А потом, когда он стих, только след, след,по которому ищу – это ты шла.Не заметила лису.И ушла.Жаль.
Это рано поутру белых звезд блеск,это дрожь на холоду, и пустой лес.Это снег в моей горсти, и следы лыж,деревянные мостыи коньки крыш.
Мои самые стихи – это твой смех,а потом, когда он стих, голубой снег.И ресницы на ветру, блеск глаз,и седая поутруна ветвях вязь.
Все отбеливает снег, даже стих бел.Бел и ясен каждый след, как сухой мел.И нельзя тебя не ждать, бел и прост век.А над ним твоя звезда —снег…снег…
* * *
Допросились, ветер студитземлю, прыгая с берез,и березы, будто люди,унижаются до слез.
Ах, как дует по ущелью,ах, как дует и метет! —голубые лапы елейпревращая в хвойный лед.
А на небе, небе стылом,первобытном, как снега, —облака, как балерины,как танцовщицы Дега.
* * *
А снег летит туманно и беспомощно,листву и ветви слабо теребя,а я зову, прошу тебя о помощи,мне страшно:я опять люблю тебя.
Мне страшно, что опять летит в смятениилохматый снег, а я его ловлюи повторяю в белом наваждении:мне страшно:я опять тебя люблю.
* * *
Запястья хрустнули,в сухих глазахнемного грусти,немного зла.
На теле руки свести?Не гнутся.Щитом разлукизвеня, вернуться?
Но скажешь: «Былотакое дело.Потом забыла.Потом запела.Металась ласточкойза словом каждым».«И очень часто так?»«Теперь неважно».
Теперь не встретимся.Прощай. Не жди.Иду по лестнице.Дожди…Дожди…
* * *
Дым из труб,а тропа снежная.
Нежный и грубый,но больше нежный,я прихожу в незнакомый дом,в дом, где мне каждый угол знаком,где мне говорят: «Ну, как? Поостыл?»Я не остыл. Я просто простыл.Я изучил от доски до доскикомнату, где шелестят сквозняки,комнату, где прокурен насквозькаждый проржавленный рыжий гвоздь…Мне говорят: «Успокойся, поэт.Обидами полон белый свет».