Колбасьев Сергей Адамович
Большой корабль
Колбасьев Сергей Адамович
Большой корабль
1
Любезная сестра, при сем препровождаю некоторое количество воблы, два фунта паюсной икры, полпуда ржаной муки и фунт настоящего калмыцкого чаю (верблюжья моча на кирпичах), общим счетом около 28,175 малых калорий. Питайся и толстей!
На прошлой неделе погиб длинный Белкин, с которым я познакомил тебя в Котке и которого звали Полковником или Коровой Бейлиса. Еще погибли Васька Головачев и пресловутый Туман. Прочие целы, живут здорово и чувствуют себя отлично. Я, например, на полный ход наслаждаюсь своим земным бытием, и для совершенного счастья мне не хватает только кальсон. С первой оказией вышли три пары; оставшиеся в верхнем ящике комода.
Обращаю твое особое внимание на подателя сего, Леонтия Демина двадцати трех лет. Это не военмор, а подлинный джокер, способный заменить любую карту в колоде, но судьба его тем не менее печальна.
Знаешь ли ты, что такое джокерное мучение? Помнишь ли, какие чувства бушуют в груди, когда обязательную игру нужно разрешить тройкой, а у тебя на ру-как бестолочь с джокером, из которого ничего не получается?
Демин - гальванер и дальномерщик, но приборов управления огнем на наших посудинах не водится, а дистанцию при стрельбе мы меряем большим пальцем. Не найдя применения по специальности, он попросился мотористом на мой парадный командирский катер полированного гнилого дерева и великолепно справлялся, пока чертова посудина не затонула без всякого предупреждения на самой середине Волги. (Рулевой погиб, а мы с Деминым выплыли, потеряв ботинки.)
Тогда я назначил его коком. Он сразу проявил врожденные кулинарные способности, но на следующий день выяснилось, что ему не из чего готовить.
Он пришел ко мне совершенно расстроенный. Он хотел воспользоваться свободным временем, чтобы пополнить свое образование, но вся присланная нам политическая литература почему-то состояла из ста экземпляров стишков Василия Князева.
При джокерном мучении выход только один: издать горестный вздох и бросить карты. Поэтому, а также по его личной просьбе я с горестным вздохом откомандировал Демина в Балтику, где под твоим руководством..."
Чтение внезапно было прервано глухим ударом и звоном стекол. Опустив письмо, Ирина Сейберт взглянула в окно.
- Как вы думаете, он скоро кончит рваться?
Но Демин думал о другом. От неожиданности он вздрогнул и выронил фуражку. Наклонился, чтобы ее поднять, чуть не опрокинул стул и выпрямился настолько смущенным, что отвечать не мог.
Ирина улыбнулась. Улыбаясь, она совсем так же морщила нос, как ее брат, командир "Розы Люксембург". Это сразу успокоило Демина.
- Форт Петр, - сказал он. - У них рвутся мины.
- Знаю, - кивнула головой Ирина и задумалась. Перед ней с фуражкой в руках стоял исключительно хороший парень. Светлоглазый, светловолосый и без всякого клешного шика. Кем он мог быть до службы?
- Вызнаете, что такое джокерное мучение? - вдруг спросила она.
- Никак нет, - ответил он, густо краснея.
2
Верблюд взял свои карты и, медленно выжимая одну за другой, стал их просматривать. Кривцов свои развернул сразу, развернув, пересортировал, а потом, точно примериваясь, два раза осмотрел ставки на столе. Он был плохим игроком.
- Джокерное мучение? - спросил старший артиллерист Поздеев, человек с темным, покерным лицом.
- Не разрешаю, - ответил Кривцов.
- Пять, - заявил Верблюд, и стол вздрогнул от гулкого удара снизу.
- Здорово, - сказал механик Лебри. - А что будет, когда рванет тротил?
- Будет много здоровее, - ответил минер Растопчин.
- И еще пять, - подтвердил Поздеев.
Этот разговор происходил на Горячем Поле, в номере седьмом. Не на известной неспокойным населением площади островного города, а на другом Горячем Поле, на поперечном коридоре над турбинами последнего линейного корабля, действительно горячем от этих турбин.
Седьмой номер, следовательно, был не домом, а каютой, и в нем собрались последние покеристы. Хозяин его, прозванный Верблюдом, вахтенный начальник Алексеев, всегда держал открытой свою гостеприимную дверь гофрированной стали, тем самым преследуя не только вентиляционные, но и политические цели.
Разве можно было заподозрить в азарте сидящих в открытой каюте, играющих в игру, явно непохожую на железку, называемую "викжель", или на двадцать одно, и расплачивающихся круглыми медными номерками четвертой роты? Разве можно было угадать, что каждый такой номерок стоил пять рублей - ровно столько же, сколько два десятка "Гражданских" папирос?
И покер шел по кругу упорной борьбой тяжелых комбинаций, длительным разрешением обязательных игр, блефами, полным напряжением и суррогатом подлинной жизни.
3
Мешок, который Демин, выходя из подъезда, вскинул на плечи, был очень легок. Мне нравится в Демине, что он жил и мыслил не желудком и жизнь его отнюдь не нуждалась в подмене суррогатами. Мне приятно, что ему был неизвестен термин "джокерное мучение".
Мешок был легок, и, взвалив его на плечи, Демин улыбнулся. Дурак, как есть дурак, ч что только командирская сестра о нем подумала!
Он недоуменно покачал головой и вдруг ощутил необходимость еще хоть раз ее повидать. Только бы придумать, по какому делу к ней зайти.
Он взглянул на ее окно, но в нем неожиданно увидел сорокалетнюю женщину с лошадиной челюстью.
- Я тетка вашего командира, - представилась она.
- Есть, тетка! - обрадовался Демин. Совсем как Сейберт скосив голову, она неодобрительно его осмотрела.
- Это вы привезли посылку?
- Так точно, я.
Она пожевала губами и, вдруг перегнувшись вперед, быстро заговорила:
- Порядочные люди так не поступают. Шура писал, что высылает двадцать фунтов ржаной муки, а в мешке ее оказалось девятнадцать с половиной.
Кровь ударила Демину в голову, но, стиснув зубы, он сдержался. Воздух рвануло оглушительным громом, и под ногами закачалась земля, но он не сдвинулся с места. Звеня, посыпались сверху осколки стекла, и женщина в окне скрылась, всплеснув руками.
Его назвали вором - значит, в ее дом ему пути не было. И почему-то от этой мысли потемнело небо. Он повернулся и пошел и тогда увидел вторую причину темноты: огромными бурыми клубами над городом катилась туча.
Вставая, она застилала небо и, расширяясь, давила землю, и перед ее тенью, крича, бежали люди. Все силы приходилось напрягать, чтобы не побежать перед ней самому.
Эту самую тучу впоследствии видели над Питером. Ее гнал сильный западный ветер. Говорят, она прошла по самой вышке Исаакия.
4
От сильного толчка рассыпалась стопка медных но-мерков. Минер Растопчин аккуратно собрал ее, отсчитал пять штук и бросил их к ставкам.
- Ножки на стол, Верблюд. Тебя докрыли.
- Это тротил или все еще мины? - спросил Лебри. Верблюд открыл трех королей. Растопчин, показав ряд, не спеша сгреб фишки и стал их считать.
- Насчет тротила не беспокойся. Когда рванет, у нас посыплются стеньги, шлюпки и прочее... А может, еще что-нибудь выйдет... Отец пушкарь, сдавай!
- А рванет он или нет, как по-вашему? - не успокаивался Лебри.
- Рванет... не рванет... - бормотал, сдавая карты, Поздеев. На последнюю карту легло: рванет.
- Увидим, - пожал плечами Растопчин. - Два на пять.
Лебри хотел еще что-то спросить, но, подняв глаза, в дверях увидел свое непосредственное начальство - трюмного механика Григория Болотова.
- Вы здесь, Лебри?
- Взгляните простым глазом, - посоветовал Кривцов, но Болотов не ответил. Стол, золотые горки фишек и люди в дыму - на это ему смотреть не хотелось.
- Не одобряете игрушки? - спросил Кривцов.
- Не одобряю.
- Что же вы собираетесь по этому поводу предпринять?
Болотов взглянул Кривцову прямо в глаза:
- Пока ничего. Мне некогда... Лебри, приказано проверить водоотливные средства. Идем вниз.
Лебри встал.
От взгляда Болотова у Кривцова осталось ощущение, как от пощечины. Это было поганое ощущение, он не выдержал и крикнул вдогонку уходившим: