Севка едва плелся за мной, очень недовольный тем, что ему не удалось увидеть, как вылетает из-под собаки дичь, как дробь выбивает из нее пух и перья и как она шлепается о землю.
Уставшая, разморенная жарой, Лора трусила рядом, высунув красный язык. Вдруг, уткнувшись носом в траву, она закружилась по поляне, окаймленной с трех сторон редкими кустами. «Что-то есть!». Я сдернул с плеча ружье. Лора продолжала кружить в нагретой солнцем, сухой траве ей трудно было уловить тонкий запах дичи. Вот она замерла на секунду в стойке, но потом снова, сильно потягивая носом, забегала по поляне.
Краем глаза я видел Севку. Так велико было его напряжение, что он застыл, словно в стойке — вытянув шею и даже подняв одну ногу, готовую, но не решавшуюся, сделать шаг.
Я понимал его состояние: целое утро напрасных поисков, и вдруг — удача! — собака повела по дичи. В этот момент хочется помочь ей всеми силами. А она кружит все быстрее, все нервознее, и кажется, что не найдет, потеряет… И Севка не выдержал этого напряжения. В страстном порыве помочь собаке он упал на колени, ткнулся вздернутым, обожженным на солнце, носом в траву и стал яростно принюхиваться. В это время Лора рядом с ним сделала стойку, осторожно переступила два раза, и прямо у нее из-под носа с треском вырвался одинокий тетерев-черныш…
Случилось так, что Севка пропустил все: как вылетает дичь, как дробь выбивает из нее пух и перья и как шлепается она о землю.
Когда я заметил ему это, он с достоинством сказал:
— Зато я узнал, что чует собака.
— Что же? — полюбопытствовал я.
— Такой жар сухой, парной.
Я знал, что таким жарким запахом дышит нагретая солнцем земля, и сказал об этом Севке. Пусть понюхает там, где тетеревов нет, и убедится в этом сам. Но он остался при своем мнении и потом хвастался мальчишкам:
— Такой момент был у меня особенный: прямо так само собою и потянуло к земле, будто кто в шею пихнул. Упал я на колени и вдруг — чую: жар сухой, парной.
«Врет, как охотник», — сказал бы я, если бы сам не был охотником.
Исключительные способности
О таниных способностях говорили все: и мама, и папа, и подруги, и даже сама Фаина Петровна.
Мама любила говорить гостям:
— Вы знаете, все даже удивляются! У Танюши исключительные способности. Иди сюда, деточка!
Таня, польщенная вниманием взрослых, начинала ломаться:
— Не хочется, мамочка, все одно и то же, — капризно тянула она.
— Ну, что ты! — увещевала мама. — Гости ждут, неудобно. Я прошу тебя.
Гости молчали и выжидающе поглядывали на мать и дочь. Почувствовав это пристальное внимание, Таня соглашалась. Тогда мама приносила объемистый том сочинений Пушкина, Лермонтова или Некрасова и предлагала гостям:
— Почитайте на выбор любое стихотворение, не длинное, конечно.
Прослушав стихотворение один раз, Таня бойко повторяла его наизусть.
Гости шумно аплодировали, а мама, смеясь от гордости, награждала Таню звонким поцелуем и горстью конфет со стола.
Если при этом присутствовал папа, он, отвалясь на спинку стула и смеясь одними глазами, самодовольно говорил:
— Она же Челнынцева. У нас в роду все были не без способностей. Помню, когда я учился в школе, а потом в институте…
И начинались длинные воспоминания о том, как папа поражал учителей своими способностями.
Таня готовила уроки наспех. Торопливо прочитает один раз задание, захлопнет книжку, и ее веселенькие кудряшки уже мелькают где-нибудь на дворе. А часто бывает и так, что сделаны только письменные уроки, а устные… «Да зачем сидеть над ними? Я все помню, что рассказывала Фаина Петровна на уроке».
Она и вправду помнила все, что рассказывала учительница. Но так как Таня была непоседой, постоянно оглядывалась, улыбалась подругам, теребила свои кудряшки, тянулась посмотреть в окно, то она не всегда слышала Фаину Петровну. Тогда Фаине Петровне приходилось выводить в танином дневнике четверки и даже тройки. При этом она всегда с горечью говорила:
— С твоими способностями, Таня, стыдно так учиться.
И вот потолковать об этом Фаина Петровна пришла к таниной маме. Тани не было дома. Мама очень всполошилась, она думала, что учительницы приходят только к плохим ученикам и отъявленным озорникам. Она побледнела и упавшим голосом спросила: